Хабрахабр

Интервью с Андреем Станкевичем про спортивное программирование

В рамках проекта АйтиХайп мы записали видеоинтервью с Андреем Станкевичем, легендарным тренером команды университета ИТМО по спортивному программированию, которая стабильно из года в год побеждает всех подряд на международных соревнованиях.

А для тех, кому видеоверсия не очень интересна, под катом мы подготовили подробную расшифровку интервью, где Андрей рассказывает про нюансы спортивного программирования, подготовки школьников к олимпиадам, российское образование, зарплаты и встречи с президентами.

Про олимпиадное программирование

Стас Цыганов: Давай для начала поговорим про олимпиадное программирование. Расскажи о том, какие есть турниры, и какие правила бывают в таких соревнованиях?

Он имеет самую длинную историю. Андрей: Самый крупный турнир, который есть по олимпиадному программированию – это чемпионат мира среди студентов. Он начинался, еще даже ни меня, ни тебя, наверное, не было, в 70-е годы прошлого века, как турнир американских колледжей.

Финал проходит каждый год в разной стране. Это командный турнир, сейчас он уже международный чемпионат мира. Там команда Московского госуниверситета стала чемпионом. В прошлом году был в Пекине. И наш университет, ИТМО, Санкт-Петербургский госуниверситет и Московский университет последние семь лет выигрывают. Этот турнир последнее время выигрывают только российские студенты.

Там команды из трех студентов решают задачи на время. Исходно это был американский турнир, причем он командный. Тебе дается 11-13 задач, нужно решить как можно больше. Соревнование длится пять часов. Штраф – это сумма времени решения всех задач. Дальше по штрафному времени.

Стас: Получается, что чем раньше сдал задачу, тем штрафного времени меньше?

Нужно быстрее. Андрей: Тем меньше, да.

Стас: А за попытки?

Там штраф 20 минут, если неправильно пытался решить. Андрей: За попытки снимается тоже. И сразу сообщается результат – правильно или неправильно. Можно при этом сколько угодно раз пытаться решить.

В бытность студентом я решал задачи у нас задачи, где нужно было уложиться по размеру и по скорости. Стас: Интересно обсудить языки программирования. Это накладывало ограничения на некоторые языки программирования.

Есть условное ограничение на размер исходника, но оно очень большое, его вряд ли кто-то достигает. Андрей: Сейчас по времени по-прежнему есть ограничения, но по размеру – нет. В основном сейчас все используют C++ как мощный, быстрый, гибкий язык.

Эти же минусы не только для олимпиад, и для реального программирования тоже. Но у него тоже есть свои минусы именно для олимпиад. Труднее понять, где именно вылетает у тебя программа, и так далее. Трудно искать ошибки в коде на C++. Но, тем не менее, из-за скорости действительно его сейчас все используют.

Там легче в некотором смысле найти ошибки, более контролируемая память, более контролируемый код. Есть команды, которые используют Java. И чуть медленнее они работают из-за виртуальной машины.
Я сам команды нашего университета старался учить на Java где-то 10 лет назад, мы активно использовали Java. Но больше синтаксического мусора, более длинные получаются программы. Но с тех пор C++ тоже сделал шаг вперед.

Он еще гораздо медленнее, на нем еще сложнее уложиться в ограничение по времени. И еще один язык программирования, который больше используют школьники – это Python. Но зато там очень компактные программы, их очень быстро написать.

Штрафное время же дается не за время работы программы, а за время от начала соревнований до того, как ты сдал задачу. Иногда, когда в задачах ограничение по времени не играет роли, то выбирают Python. Поэтому важно быстрее написать.

И последний язык, который в прошлом году добавили на чемпионат мира – это Kotlin.

Есть еще какие-то роли? Стас: Я знаю, что довольно часто в команде есть человек, который отвечает за математическую часть задачи.

Каждая команда – это свой уникальный состав. Андрей: Очень по-разному бывает. Одна – это действительно математик, который решает задачи. Есть несколько моделей успешности. Такой человек придумывает алгоритмы, придумывает идеи. Он, на самом деле, уже от математики тоже достаточно далеко ушел, потому что все-таки программистские задачи, алгоритмы, структуры данных – это тоже все на нем.

Что значит «кодеры»? А остальные кодеры. Когда он будет иначе задачи решать? Они тоже должны прекрасно знать эти алгоритмы, потому что не смогут запрограммировать алгоритм построчно под диктовку этого математика. Есть такая модель. Они больше концентрируются на алгоритмах, на реализации, на том, как аккуратно написать код, чтобы он сразу работал, чтобы быстро найти ошибку, если что-то не работает.

И алгоритмы тоже знают. Другие команды – большинство успешных команд ИТМО – работали по другой модели, когда все три человека в команде – очень крутые кодеры. И они готовы друг друга заменять в более простых вещах. Кто-то одни алгоритмы лучше, другие хуже, кто-то специализируется на геометрии, кто-то на структурах данных сложных, кто-то на строках.

Попалась не его тема. Выделенный математик – тут всегда есть такая опасность, что он чего-нибудь не решил, и все. А так, когда разбираются все три человека, придумывают идею, мне кажется, такие команды более надежные.

Про олимпиадников

Стас: Ты рассказывал о том, что в основном это студенческие соревнования. Насколько я знаю, на некоторых соревнованиях есть определенные правила, что спортсмен не может участвовать больше, чем в определенном количестве турниров. С чем это связано?

Это в основном касается чемпионата мира среди студентов. Андрей: Действительно. Во-первых, нельзя участвовать больше двух раз в финале и больше пяти раз вообще. Там есть два ограничения. В любых отборочных соревнованиях – не больше пяти раз.

Вот, например, ко мне поступил Геннадий Короткевич на первый курс, и все, на шесть лет я свободен, могу расслабиться, пить чай и смотреть, как Гена выигрывает все подряд. Основная идея этого правила была в том, что все новые и новые студенты должны вливаться в это движение. За это время я должен подготовить смену, новых участников, которые будут лучшими в следующем году, после того как сейчас топовые уйдут. Нет, я должен все время помнить, что только два раза он может выступить в финале. Это первое.

Вот, например, ко мне поступил Геннадий Короткевич на первый курс, и все, на шесть лет я свободен, могу расслабиться, пить чай и смотреть, как Гена выигрывает все подряд

Второе, нельзя вечно жить только этим олимпиадным программирование. Нужно двигаться вперед. Чтобы каждый студент понимал, что он действительно два раза съездит на финал, попытается выиграть. Но у него дальше будет другая жизнь. Он должен либо заниматься наукой, либо уходить в промышленность, либо заниматься образованием, либо еще что-то. Точно не сможет заниматься олимпиадами до бесконечности.

Он может быть написан не в лучшем стиле. Стас: Очевидно, что код, который написан на турнире, потом нигде не будет использоваться. Но в промышленности ведь так код не пишут. Самое главное, чтобы он выполнял задачу, укладывался в отложенное время.

Но очень много различий. Андрей: Олимпиады и промышленный код соприкасаются тем, что используются те же самые языки программирования и алгоритмы.

Компании выгодно, чтобы у них получался этот идеальный код. Не для того нужно искать компаниям олимпиадников, чтобы сразу получить сотрудника, который пишет идеальный код. Когда они нанимают олимпиадника, они получают человека, который хорошо соображает. Они вырабатывают свои гайдлайны, у них есть свои принципы, как устроено программирование. А свой код, стиль написания и прочее ему придется адаптировать уже во время работы в компании.

Они должны выбрать того, который лучше всего компании подойдет. Когда происходит найм на работу в компанию, то есть выборка претендентов на эту должность. Есть какая-то дисперсия. Есть средний уровень людей, которые к ним приходят. Вот этот средний уровень в олимпиадной среде смещен вверх, потому что люди приходят уже обученные, хорошо владеющие алгоритмами, более быстро соображающие.

И они мне рассказывали, что олимпиадные задачи очень сильно отличаются от того, что преподают в университете. Стас: Я был знаком с участниками всероссийской олимпиады по математике. Как это работает в олимпиадном программировании?

Люди, которые приходили и делали задачи – это были, в основном, люди из науки, которые занимались какими-то вещами, проецировали их на олимпиадные задачи, как-то упрощали, переформулировали. Андрей: Исходно олимпиадные задачи – это упрощенные модели реальных задач. Когда я писал диссертацию, один из алгоритмов из нее тоже дал как олимпиадную задачу.

Традиционно у нас считаются более интересными соревнования, где сделано не так, а где действительно много членов жюри заметили интересные задачи из своей практики и превратили их в олимпиадные. Но бывает, что задачи для каких-то соревнований, особенно уровнем пониже, придумываются уже из каких-то соображений: давайте накрутим это, это, это, получится олимпиадная задача, можно ее дать.

И если решение будет найдено, то будет использовано в промышленности. Стас: Бывало такое, что на олимпиаду берут в качестве самых сложных задач какие-то задачи, решения которых еще нет?

В классических олимпиадных соревнованиях вроде чемпионата мира по программированию так не делают. Андрей: И да, и нет. Это может быть новый подход для всех остальных. Там всегда есть четкие задачи, автору задачи известно ее решение. Но при этом решение всегда должно быть. Бывает, он придумал даже новый класс задач.

И спонсорами этих соревнований часто выступают всякие интересные компании, NASA например. А есть более длинные соревнования, марафонские, на которых даются задачи, у которых не известно точно решение. И команда, участники соревнуются, кто лучше придумает решение этой задачи. Они дают задачи, может быть, тоже упрощенные, но с неизвестным точным решением. И дальше уже, возможно, это как-то пытаются применить.

Про работу тренера

Стас: Что составляет работу тренера?

Когда 15 лет назад, в начале 2000-х годов, я только начинал работать тренером, там были свои задачи. Андрей: На самом деле, это эволюционирует со временем. То есть подготовить команду с фундаментальной точки зрения, рассказать о том, как именно решать задачи. Тогда основная работа тренера заключалась в том, чтобы рассказать какие-то алгоритмы, какие-то трюки в программировании. В области образования computer science у нас произошел некоторый скачок, и сейчас много хороших курсов в российских университетах. Найти задачи для тренировок, настроить систему для тренировок.
Сейчас таких курсов стало гораздо больше. Алгоритмы уже в основном люди знают. Студенты приходят уже более подготовленные, они в школе готовились к олимпиадам, были в разных летних школах, ходили в кружок.

Есть онлайн-архивы с большим количеством лучших соревнований прошлых лет, которые можно порешать в режиме виртуального соревнования. Найти тренировки тоже сейчас нет проблемы. В любой момент нажимаешь и соревнуешься со всеми командами, которые когда-либо решали это соревнование.

Нужно найти, из кого именно составить команду, замотивировать студентов этим заниматься. Поэтому сейчас основная работа тренеров состоит уже скорее в области организационного плана и мотивации команд. Дальше, в университете многие олимпиадами не интересуются, идут на стажировки, уже пытаются планировать карьеру, и так далее.

Работа тренера сейчас смещается больше в организационную деятельность. Опять же, составить команду не так просто, потому что члены команды должны дополнять друг друга, в команде должен быть хороший психологический климат. А есть тренеры, которые с контентом, с теорией, с Computer science напрямую не связаны, а выполняют организационную работу. Но конкретно я еще веду курсы в университете, связанные с контентом. И есть какие-то их помощники, которые закрывают вопросы контента.

Члены команды должны дополнять друг друга, в команде должен быть хороший психологический климат.

Стас: В других видах спорта, особенно в командных, есть клубы, а есть сборные. В сборную отбирают участников из этих клубов, которые представляют страну. Есть ли что-то подобное в олимпиадном программировании?

Там нет сборных стран. Андрей: В студенческих соревнованиях такого нет. Естественно, университет все равно находится в какой-то стране. Там именно представители университетов соревнуются. Но вот именно соревнования стран – такого формата нет. Поэтому когда команда из российского университета побеждает в чемпионате мира, то побеждает, конечно, все российское сообщество.

У школьников есть международная олимпиада школьников, и там четыре человека от каждой страны могут приехать и выступать, представлять свою страну. А вот у школьников как раз есть. Мы отбираем школьников по всероссийской олимпиаде. У нас есть целая система подготовки к этой олимпиаде. И там же мы отбираем лучших уже ехать в страну. Дальше мы их собираем, тренируем на специальных сборах. Две золотых, две серебряных медали. У нас в этом году было четыре человека. Мы стремимся только к золотым медалям на школьных соревнованиях. Причем этот результат считается не очень хорошим.

Стас: Это тоже командные соревнования?

Каждый выступает за себя, но в итоге все смотрят, как школьники какой страны выступили по медалям. Андрей: Нет, там личное соревнование. Все, кто смотрит за каким-то спортом, типа легкой атлетики, считают: есть одна золотая, одна серебряная, одна бронзовая медаль, и все. Кстати, про медали интересно, хочется рассказать. Три призовых места.

Там медали назначаются достаточно щедро. У школьных соревнований по информатике, по математике это не так. И поэтому там особую ценность представляет золотая медаль, которую получает 1/12 участников соревнований. Около половины участников соревнований получают медали. Грубо говоря, в 30 лучших в мире. На международной школьной олимпиаде надо попасть в топ-28.

За четыре лучших места – золото, четыре – серебро, четыре следующих – бронза. У студентов медали даются так. 12 призовых мест.

Про поддержку и призы

Стас: Если говорить о победителях, помимо медалей что можно выиграть на таких соревнований?

Был всплеск призов где-то в районе 2007-2008 годов, когда крупные компании-спонсоры пришли, в частности Microsoft, IBM. Андрей: В целом, призы не очень большие. Потом это немного пошло на спад, и сейчас призы в основном символические. Они начали на некоторое время увеличивать призы.

А за второе и ниже – практически символические призы. В личном соревновании, которое проводится компаниями, Google или Яндексом, там приз за первое место – где-то 5-10 тысяч долларов. Только медали получают призы. В финале чемпионата мира приз за первое место на команду около 15 тысяч долларов, и дальше тоже они быстро убывают. За бронзовую медаль – 3 тысяч долларов на команду приз.

Ради призов соревноваться никто не будет, потому что эти деньги можно заработать в программировании гораздо больше, гораздо проще, чем участвовать в соревнованиях, тренироваться несколько лет.

Скорее, помимо медалей, пиар какой-то, слава, заслуги. Какие-то встречи, иногда с первыми лицами государства. Какие-то премии уже в своей стране, может быть, в своем университете. Но целом материальная поддержка там сейчас не очень большая.

Про российское образование

Егор Толстой: Андрей, как надо готовить школьников к олимпиадам по спортивному программированию? И как это у нас сейчас организовано в стране?

Во-первых, смотря с какой целью. Андрей: Есть два аспекта этого вопроса. Им, понятно, нужно примерно понять свой уровень. Есть школьники, которые в основном участвуют в олимпиадах ради поступления в ВУЗ. И решать надо задачи такого плана, которые встречаются на олимпиадах, которые он выбрал. Олимпиады есть тоже разного уровня. Учить алгоритмы, программировать, участвовать в соревнованиях, решать онлайн-соревнования.

Спортивное программирование. Участникам, которые уже находятся на топовом уровне и претендуют на победу на всероссийской олимпиаде или на проход на международную олимпиаду – там все действительно превращается в спорт. Нужно серьезно заниматься, хотя бы два раза в неделю ходить на какой-то кружок, проводить онлайн-соревнования, если нет кружка в городе, где находится школьник.

Или надо осознанно искать какие-то кружки, как ты сказал? Егор: Та система обучения информатике, которая сейчас есть в обычных средних школах, как-то подталкивает ребят к этому?

Это не разделяют, но информатика включает в себя не только программирование. Андрей: Мне кажется, что в большинстве школ в России сейчас информатика не на самом высоком уровне. Нужно не только придумать алгоритм, и дальше его запрограммировать.
В то же время, информатика в школе помимо программирования включает в себя, во-первых, нужные вещи и для олимпиады, и в целом полезные – теоретическая информатика, теория информации, функции, какие-то такие вещи. Олимпиада среди школьников – основная масса сконцентрирована именно на аспекте программирования. Есть и пользовательские вещи: работа с офисными пакетами, работа в интернете. Естественно, на базовом уровне, но тем не менее. Это, конечно, мало помогает в подготовке к олимпиадам.

Могут быть какие-то вещи, когда дети делают проект, который могут потом прислать на конкурс. Есть еще проектная деятельность в хороших школах. Это подготовка к потенциальным стажировкам. Это тоже полезно. Но олимпиадам никак не помогает.

Все школьники из регионов, которые достигают какого-то успеха, явно либо начали заниматься дополнительно сами, либо в какой-то кружок пошли, либо в какую-то летнюю школу съездили. То есть в среднестатистической российской школе информатика далека от того, чтобы добиться успеха на олимпиаде по информатике или программированию.

Ведь по той же математике, физике программа везде похожа. Егор: Как думаешь, почему так получается? Что касается обучения программированию или информатике, там действительно от школы к школе происходят абсолютно разные вещи.

У них история исчисляется сотнями лет. Андрей: Во-первых, математика, физика – уже гораздо более устоявшиеся предметы. Во-вторых, из этих десятков лет большой период пришелся на кризис финансирования в образовании. А информатика десятками пока только. Когда талантливые педагоги многие просто не могли пойти в образование, потому что это было тяжело материально.

Исходно программа по информатике, которая зарождалась в конце 1980-х, если взять учебник конца 1980-х, со своими аспектами того времени, что еще не было современных языков программирования, не было интернета, была ориентирована в том числе на фундаментальную подготовку в информатике, не на пользовательскую. И поэтому… Чему-то надо учить по информатике.

Конечно, я в те времена был еще совсем маленьким. Это связано в том числе с тем, что компьютеров не было. Конечно, это наложили свой отпечаток. Но если сейчас почитать истории людей, которые тогда разрабатывали эту программу по информатике: мы хотим учить программированию без компьютеров – примерно с такой установкой это все начиналось.

Тяжелая тема. Потом появились компьютеры, но никто не умеет ими пользоваться. Мне кажется, по математике тоже базовая программа, которая к базовому ЕГЭ в итоге ведет, к непрофильному. Я не стал бы говорить, что по математике ситуация заметно более качественная. Курс математики тоже очень многими критикуется, что он тоже устарел, что он заточен на какие-то тождественные преобразования. Она не такая уж сверхъестественно сложная. У нас даже преподаватель в университете по математическому анализу говорил: «Вот это кафедра тождественных преобразований».

У нас даже преподаватель в университете по математическому анализу говорил: «Вот это кафедра тождественных преобразований».

Здесь нужно готовить учителей, нужны серьезные учебники, опять же. Сейчас это появляется. Понятно, что некоторый провал 1990-х – начала 2000-х годов, когда никто не занимался систематизацией образования, никто не шел в образование работать, постепенно нивелируется. Есть серьезные педагоги и методисты в Питере, в Москве, которые, может быть, могут уже начать возглавлять процесс перехода к преподаванию программирования на уроках информатики.
Сейчас, например, мы активно внедряем язык Python. В Москве на муниципальном этапе он занимает первое или второе, наверное, второе место по популярности. Он проще в обучении как учеников, так и учителей. А значит, мы можем большее количество учителей обучить на нем преподавать, и дальше больше школьников смогут научиться программировать.

Егор: Можешь рассказать, чем отличается твоя работа как тренера сборной и как преподавателя?

Ключевая цель, когда ты преподаешь какой-то курс – это донести знания до студентов. Андрей: Ключевая цель, когда работаешь именно для подготовки к олимпиадам – это успех на олимпиаде.

Там ЕГЭ, и цель – хорошо сдать ЕГЭ, а не цель хорошо усвоить программу. В этом, кстати, может быть, некоторый кризис российского образования в старших классах. Хотя, конечно, плюсов у него тоже много. Это, может быть, тоже какой-то минус ЕГЭ. Уже даже тяжело вспомнить, что было до этого, как были устроены вузы. Очень популярно его критиковать, но единое понимание, как происходит поступление в вузы, единое понимание, как происходит школьная аттестация, тоже важно.

Егор: Если говорить про ЕГЭ, то ты в целом сторонник?

Произошла какая-то унификация. Андрей: Я не могу с ходу предложить систему, которая будет заметно лучше. Он создал действительно в некотором смысле равные возможности. С другой стороны, есть один из минусов ЕГЭ, неочевидный, но который мы сейчас активно наблюдаем. В результате ты поступишь, конечно, в столичный вуз – в Москву или в Питер. Если ты набрал 280-300 баллов по ЕГЭ, ты можешь поступать в любой вуз на свою любимую специальность. И региональные вузы имеют гораздо более низкий балл ЕГЭ приходящих к ним студентов. В крайнем случае, Екатеринбург, Новосибирск.

Я знаю преподавателей вузов из Петрозаводска, Саратова, которые расстраиваются оттого, что им приходится преподавать в более тяжелых условиях. Это и кризис мотивации, в том числе преподавателей этих вузов. Кризис региональных вузов – одно из следствий системы ЕГЭ или олимпиад РСОШ.

Про зарплаты преподавателей

Егор: Что конкретно тебя мотивирует в работе преподавателем? Почему в нее вкладываешься? Почему не заниматься только тренировками олимпиадников?

Мне это интересно. Андрей: Я недавно в какой-то беседе для себя четко сформулировал, что кому-то что-то рассказать, увидеть, что он это понял, что он продвинулся, как у человека загорелись глаза, как он понял какую-то идею, которая была ему неизвестна, сдвинулся, его уровень образования расширился – вот это то, что меня мотивирует. Мне приятно доносить какую-то мысль, доносить – пафосно звучит – знание до человека, замечать, что он раньше что-то не знал, не понимал, а теперь понимает.

Увидеть… как у человека загорелись глаза, как он понял какую-то идею… вот это то, что меня мотивирует.

Егор: Работа преподавателем в университете сейчас конкурентна с работой в частном секторе? Ты рассказывал про ребят, которые были в сборной, которые в итоге уезжают работать в Google, в Долине. Что сейчас мотивирует оставаться преподавателем, как с этим работают?

Вузы, где большие проблемы с деньгами, где работа преподавателей оплачивается недостойно. Андрей: Сейчас есть довольное сильное расслоение. Надо параллельно выбивать какие-то гранты, либо параллельно работать где-то. И людям очень тяжело найти себе мотивацию, чтобы там работать преподавателями. Очень тяжело. Половину времени преподаешь, половину – работаешь в какой-то компании.

Самая актуальная из них сейчас – программа «5-100», в рамках которой пять вузов из 21 отобранных должны пытаться попадать в сотни мировых рейтингов. Есть государственные программы, которые помогают некоторым вузам.

Там достаточно серьезное финансирование, за счет которого можно предложить преподавателям достойную зарплату, предлагать кому-то, серьезным ученым приезжать в вуз, работать, создавать свою научную школу. В частности университет ИТМО, в котором я работаю, по-моему, уже третий год подряд попадает в сотню по Computer science мирового рейтинга.

У нас на кафедре есть профессор Шалыто Анатолий Абрамович. Плюс взаимодействие с компаниями. Ее смысл в том, что компании устанавливают стипендии, надбавки для лучших преподавателей университетов, которые работают на актуальной для этой компании программе, на актуальном направлении.
И по этой программе многие программы – JetBrains, Яндекс, Мэйл.Ру, ВКонтакте – помогают, в том числе нашему факультету, искать людей, которые хотят заниматься преподаванием, платить им достойную зарплату, чтобы они не отвлекались на деятельность в компании. Его программа – условный такой слоган – «сохрани в университетах лучшее».

Какие хотя бы примерно потенциальные вилки? Егор: На что сейчас может рассчитывать такой молодой специалист, который приходит преподавать?

То, что он может получить за ставку старшего преподавателя или даже доцента, если у него есть степень, конечно, не конкурирует с зарплатами в промышленности. Андрей: Государственные зарплаты очень низкие. Совершенно несерьезные зарплаты для сравнения с компаниями. Там десятки тысяч рублей – 10-20-30.

Я думаю, нет верхней границы. Если в этом вузе есть программа сотрудничества, партнерства с какими-то компаниями, или он входит в «5-100», там могут быть любые надбавки.

Тот же ВКонтакте, или Яндекс. Егор: А ты сам для себя рассматривал варианты именно преподавательскую деятельность оставлять как хобби, уйти в частный сектор?

Меня не интересует сейчас работа в компании. Андрей: Мне все нравится. Но, конечно, 10-15 лет назад, когда стоял выбор, какую карьеру строить, я думал обо всех вариантах.

Мне придется уйти в компанию. Многие выпускники, может быть, хотели бы заниматься преподаванием, но они не уверены: а вдруг будет какой-то кризис, мы потеряем возможность поддержки от компании или от государства, и зарплата резко упадет. Что такое работа в компании? Вдруг я не смогу там работать.

Возвращаются, пока есть возможность, работать в образование или в науку. Люди идут попробовать, поработать в компании, убедиться, что да, они проходят собеседование нормально, они могут работать, понимают, как там все устроено. Такие случаи есть.

Про встречи с Медведевым и Путиным

Егор: В 2009 году ты вместе с командой-победителем олимпиады встречался с Дмитрием Медведевым. Я нашел расшифровку интервью. Там есть прекрасные моменты, когда ты зачитываешь ему тексты задач. Они в каких-то случаях понимает, в каких-то не очень. У меня сложилось сильное ощущение, что ты его в процессе аккуратненько троллил. Это было намеренно или так получилось?

На таких встречах ничего не решается. Андрей: Надо понимать, что эти встречи для камер проводятся. Но в реальности встреча – это пиар-акция. Если какие-то вопросы и решаются, то они действительно могут быть приурочены к этой встрече.

Мы посмотрели на задачи последнего финала и выбрали какие-то задачи, у которых тексты соответствуют хоть каким-то бытовым вопросам. На брифинге по этой встрече нам сказали, что президенту интересно было бы узнать, про что задачи. Мы выбрали достаточно забавные легенды, как нам казалось. Иногда даже неподготовленному слушателю тяжело объяснить постановку программистской задачи. Не знаю, может быть, какой-то элемент троллинга.

Самая первая наша встреча с президентом – тогда Путиным – в 2004 году привела к достаточно серьезной президентской программе повышения квалификации, в том числе учителей и школьников. Обычно после таких встреч реализуются достаточно масштабные программы поддержки. В этом смысле от этой встречи была такая польза, что мы сумели получить финансирование для достаточно масштабной программы. Ее реализовывали вузы, которые организуют четвертьфиналы чемпионата мира.

Что спрашивал на последней, не просил ему объяснить задачи? Егор: Как с Путиным проходила встреча?

Последняя встреча, в которой я участвовал, была в 2016 году в Константиновском дворце, здесь, в Питере. Андрей: Нет, Путин не просит задачи объяснять. Основная тема встречи была как раз тоже как добиваться таких успехов, как сделать, чтобы мы были конкурентоспособны в мире.

Все смотрят по телевизору – вот Путин встречается с фигуристами, вот Путин встречается с хоккеистами, вот Путин встречается с программистами. Встреча с Путиным, скорее, пиар-акция.

Путин встречается с фигуристами, вот Путин встречается с хоккеистами, вот Путин встречается с программистами.

Егор: Что в следующий раз будешь просить у него на встрече, предлагать ему?
Андрей Станкевич: Ты знаешь, не то, что бы мы у него что-то просим. Как я уже сказал, скорее идет работа по конкретному вопросу. Мы всегда предлагаем одно и то же. Финансировать образование. Мне кажется, еще из таких вещей, которые можно предлагать администрации нашей страны в области образования, конечно, уменьшать бюрократизацию, потому что она в определенный момент сильно повысилась.

Были разные программы: программа национальных исследовательских университетов сколько-то лет назад, сейчас программа «5-100», программа супергрантов. Какие-то дополнительные программы привлечения ведущих ученых, поддержки ведущих ученых.

Непонятно. О чем можно просить государство, кроме денег? Еще можно просить поменьше лезть, если честно, но это же не будешь так просить.

Конкурс

В комментариях к видео на Youtube мы вместе с Андреем проводим конкурс. Победитель получит футболку нашей команды с финала чемпионата мира по программированию последнего года, из Пекина.

Задание:

А в спортивном программировании призы пока заметно меньше. Последнее время очень популярен киберспорт, когда участники соревнований играют в игры, выигрывают крупные призы.

Зачем им это может быть интересно? Нужно придумать какую-то мотивацию для компаний-спонсоров сделать призы для соревнований по спортивному программированию. Как мотивировать компании поддерживать наши соревнования?

Конкурс продлится еще неделю, поэтому ждем ваших идей! А пока ожидаете подведения его итогов, можете посмотреть на нашем канале и другие интервью – с Олегом Буниным, Александром Ложечкиным, Андреем Себрантом и другими знаковыми людьми в отечественном IT.

Показать больше

Похожие публикации

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Кнопка «Наверх»