Хабрахабр

Internet of Things: четыре рассказа около технологий

Иллюстрация Анатолия Сазанова

Решил поделиться с вами четырьмя рассказами с «интригующими» названиями:

  • Augmented Reality
  • Умный дом
  • A.I.
  • Блокчейн

Объединяет их (как вы уже заметили) упоминание разных модных IT-слов. Их и так все пихают куда ни попадя, так почему и мне нельзя?

Немного нетвердой (и не всегда научной) и безрадостной фантастики под катом.

Augmented Reality

Утро 4421

Я лишен слуха, зрения, я не могу двигаться. Двадцать три часа в сутки я провожу, не видя и не слыша ничего вокруг. Только размышлять, сходить с ума или — если очень повезет — спать.

Таково мое наказание.

Совершенно забывая, что именно в это они и заставляли меня верить. “Ты думал, война — это прогулка на пикник?” — зло говорили мне, когда выносили приговор.

Пока двигаются, хотя и скрипят безбожно. Пробую пошевелить руками и ногами. Я открываю глаза и вижу привычный сумрак, колоннаду, а за ней с гудением проносятся машины. Несколько швыряний в реку не пошли на пользу моему экзоскелету. Все как всегда.

Раннее утро, и лестница пуста. Вылезаю из своего укрытия на дорожку, ведущую вокруг мемориального кургана к широкой лестнице. Несколько машин гудят мне вслед. В несколько гигантских прыжков я забираюсь наверх. Но от резких звуков все равно инстинктивно пытаюсь вжать голову в плечи. Может, впрочем, это они вовсе и не мне. Они же не слепые, и видят клеймо.

Клеймо на корпус поставили в ту же минуту, как отобрали у меня голос.

Стоит быть осторожным, нельзя уронить ни осколочек, ни обрывочек. Я наверху, на обзорной площадке, и начинаю вяло копаться в мусорных баках. Нельзя давать повод.

Просчитались ли они, или это марсианская пыль изуродовала вычурные фасады, но площадь стала напоминать гробницу. Отсюда открывается вид на площадь, которую современные архитекторы попытались сделать торжественной, подражая античным мастерам. Её окружали мёртвые серо-мрачные дома с вечно черными провалами окон.

Кроме одного.

Его считали рассадником заразы и называли “Лепрозорием”. Это было общежитие для беженцев из зараженных зон, и у него была дурная слава. Из зараженных зон выпускали только после тотальной дезинфекции. Хотя, конечно, зараженных в нём не было и быть не могло.

Тех, кто выживал, конечно.

На доме размашистыми каракулями было написано “прокаженный=предатель”.

— надрывно произнес кто-то над ухом и закашлялся. — Греешься в лучах чужой славы? Мужик с оспинами в пол-лица недобро смотрел на меня, подрагивая от холодного утреннего ветра. Я вытащил руки из мусорки и на всякий случай сделал пару шагов в сторону, прежде чем обернуться. На нем была униформа Городской Службы, в руках планшет, а вокруг сновали роботы-уборщики, подбирая окурки с потрескавшихся плит.

— Скоро вас выгонят в зараженные зоны. — Грейся, пока можно, — продолжал мужик, то и дело закашливаясь. — Он поднял голову вверх, к памятнику, и внезапно воссиял: — Эх, что ж вы не родились на десять лет раньше… Туда и дорога.

На высоком постаменте огромный сияющий экзоскелет едва стоял на ногах, превозмогая, сдерживая огненный дождь. Я невольно продолжил его взгляд. Надпись на пьедестале гласила: “Защитникам из Четвертой армады”. Экзоскелет был копией моего, только без клейма.

Да, они защитили.

И Вторая. И Первая армада защитила.

А мы — нет.

Этого нам никогда не простят. Третья волна достигла Земли.

Судя по всему, мне они не оставят ни грамма алюминия, и придется делать рисковую вылазку во дворы. Я стоял по стойке смирно и ждал, когда служащий уйдет со своими роботами. Оспины на его лице были внеземного происхождения. Но служащий совсем не торопился, похаживая вокруг памятника и что-то злобно бурча себе под нос. Я мог бы его понять, если бы он попытался понять меня. Жжение в его глотке, заставляющее его отхаркивать каждую минуту, — тоже.

Я осмелел, сделал несколько шагов и рванул вниз по ступеням. У меня мало времени на жизнь. Если завернуть за угол и прокрасться по стене, можно добраться до внутридворовой помойки. Добежав до перехода, я дождался зеленого сигнала и быстро перебежал через проезжую часть, оказавшись у «Лепрозория». Беженцы мало что выкидывают, но все-таки бывает.

Она брезгливо останавливается за десяток метров до входа, не касаясь шинами лужи у тротуара. Мое внимание привлекает подъезжающая к общежитию машина. Встает прямо в центр лужи, погружаясь по щиколотку, и вынимает с заднего сиденья малыша лет трех. Из машины вылезает женщина с огромной набитой сумкой в руке. Женщина закрывает дверь и что-то говорит водителю с улыбкой, но тот срывается с места, не дослушав. Ребенок налысо пострижен, и мне никак не угадать — девочка это или мальчик.

Сумка, висящая на плече женщины, бьет меня по железному колену, отдача чуть не роняет её. Я иду по тротуару, прижимаясь к стене дома, а они проходят мимо меня, держась за руки. Женщина поворачивается ко мне и говорит, глядя прямо на клеймо:

— Простите.

И… улыбается? Малыш останавливается и тоже поворачивает ко мне голову.

Женщина поправляет сумку на плече и слегка тянет ребенка за руку.

— Пойдем, Молли.

Звонят в дверь и исчезают за ней. Они идут ко входу в общежитие. На прощание Молли дарит мне еще одну улыбку.

Я не замечаю, как другой прохожий грубо отталкивает меня в сторону. Эта улыбка парализует меня. Я ныряю в подворотню и прячусь там, пока он не уходит. С кургана за мной все так же наблюдает городской служащий. В дальнем, темном углу, я отодвигаю каменный заслон и вижу бледно-розовое сияние. Тогда я возвращаюсь в свое укрытие.

Amanita martial.

Такие часто можно встретить в зараженных зонах, в темных углах свалок. Растерев добытую фольгу в труху, я тщательно посыпаю грибницу и — особенно тщательно — проклюнувшиеся грибочки. Если коснуться их небрежно, неаккуратно, то грибы лопнут, распылив миллионы спор. Если осторожно подкопать и вытащить грибницу вместе с землей, то можно избежать заражения.

Когда они еще подрастут, я собираюсь очень небрежно их коснуться.

Раздавить ногой к чертовой матери.

С этой мыслью я примостился на своем “спальном камне” и свернулся клубком, отсчитывая последние минуты свободы.

Я знал, что это бессмысленно. Не то чтобы меня сильно грела мысль о мести. Знал, что это неправильно. Знал, что это кощунственно. Но отец первым отвернулся от меня после поражения. Отец не похвалил бы за такое. В этом смысле терять мне уже нечего.

А на исходе двадцать третьего часа я буду думать лишь об одном. Но если не думать о мести, то придется думать о том, сколько времени осталось до повторного включения.

Или оставят мое сознание гнить в этой стальной конуре? Включат ли меня вообще?

Утро 4422

Меня включили.

Это должно означать дарованный мне шанс на искупление. Это должно символизировать огромную милость.

Для меня это ни хрена не символизирует и не означает.

— Будьте достойными Первой и Второй Армады”, — говорили нам. “Два раза мы уже побеждали, — говорили нам. Мы были готовы. О, да. Были готовы гордо вышагивать на парадах. Были готовы вернуться победителями, как они. Конечно, мы были готовы, мы — дети, выросшие на хрониках Первой Армады, жадно прилипавшие к экранам во время торжеств Второй Армады. Были готовы принимать поздравления, ронять слезу по павшим, класться в безграничной преданности Земле. Мы были готовы к тому, что видели всю нашу жизнь.

Видеть, как умирают, не были готовы. Только вот убивать мы не были готовы. А кто-то там, наверху, похоже, еще и не был готов к тому, что третья волна окажется в разы масштабнее предыдущих.

Каждый из нас считал себя виноватым. Каждая пропущенная капсула впивалась в совесть, словно заноза. Наверное, нам казалось это очень благородным, винить в провале только себя.

А вот другим это показалось очень удобным.

Поперек тела маркером было написано “предатель”. Утро напомнило мне об этом. Спасибо хоть не сбросили в реку, как прошлый раз. Наверняка подростки, взрослые солидные люди не шарятся по таким подозрительным темным углам. Пожалели.

Пожалели…

Мы сдерживали нападение как могли. Мне не в чем себя упрекнуть. Наверное, я не был даже смелым. Наверное, я не был самым быстрым, самым расторопным. Но любой, кто сказал бы мне тогда, что я не старался, получил бы кулаком по морде.

Сейчас, конечно, говорят безнаказанно.

— я первым подбежал к одной из них. А ведь когда нас погнали на Землю, на перехват первых прорвавшихся капсул — бессмысленная затея, ведь они потом прорывались тысячами! Подбежал, чтобы увидеть врага в лицо.

Нет, это не в воспоминаниях, это наяву. Я почувствовал запах гари. И запах мне, конечно же, лишь померещился — я просто заметил дым и услышал треск пламени.

Горел “Лепрозорий”.

Вдалеке завыла сирена, по лабиринту улиц мчались пожарные машины. Выскочив из своего укрытия, я увидел, как из окон четвертого этажа валит дым. Машины злорадно перешептывались, стоя на светофоре, и ехали дальше, когда загорался зеленый. Прохожие бросали мимолетный взгляд на бушующее пламя и, поняв, что за дом горит, двигались дальше по своим делам.

Дверь дома распахнулась, и из неё высыпали люди. Я прищурил аугментированные глаза. Им-то было не все равно. Высыпали и остановились под окнами, задрав головы.

Её выволокли силой и швырнули на тротуар, а когда она попыталась вернуться — грубо отпихнули от двери. Последней в дверях появилась женщина — та самая, которая только приехала вчера.

— раздался знакомый кашель рядом. — Любуешься, тварь? Его голос привел меня в чувство. Мусорный адмирал и его мусорная флотилия обошли меня, застывшего на лестнице. Машины гудели, но даже и не подумали сбавить скорость. Я прыгнул вниз, оставив ужасную трещину на тротуаре, и рванул через улицу прямо под колеса машин.

Из-за поворота с грохотом и визгом вырулила пожарная машина. Я подбежал к “Лепрозорию” и вцепился манипуляторами в уродливую лепнину. Наверное, они скажут мне отойти в сторону.

Это прозвучало тогда почти ласково. “Отойди в сторону, сынок”. А потом старшина выстрелил в капсулу из дробовика и, не дав мне опомниться, ударил меня прикладом.

Полз, хватаясь за подоконники и рамы. Поэтому я не стал дожидаться, а пополз наверх. Цепляясь за щели в стенах, за вычурные наросты, за крепления антенн.

Выкрутив зрение на максимум, я, подобно ищущему хозяина псу, метался от двери к двери, приглядываясь и прислушиваясь. На четвертом этаже я выбил стекло и нырнул прямо в бушующий чад.

Не знаю, как она догадалась забиться туда, закрыв плотно дверь, но это спасло ей жизнь. Я нашел Молли в ванной одной из дальних квартир. Выломав дверь шахты лифта, я посмотрел вниз и вверх: лифт болтался внизу, объятый пламенем. Дверь я вышиб, подхватил её на руки и выскочил обратно в коридор. Та цепко держалась за меня, закрыв глаза от страха. Раскачавшись, я вцепился в трос и полез наверх, прижимая девочку к себе. Она еще не знает, что мы, взрослые, поступаем точно так же.

Там я и сел, прислонившись к стенке выхода вентиляционной шахты. В несколько прыжков добравшись до последнего, шестого, этажа, я забрался на технический этаж, а оттуда — выбив люк — выбрался на крышу. Сел, держа девочку на руках.

Лицо её было слегка перепачкано сажей. Она открыла глаза и посмотрела на меня. Холодный ветер пронизывал её до костей. На ней был серый комбинезон, больше её по размеру, надетый поверх белой майки. Я отодвинулся, чтобы не холодить её еще больше.

— спросила она. — Где мама?

Девочка потянулась головой в ту сторону, но ничего не увидела — до края крыши было далеко. Я вытянул одну руку и показал ей вниз. Внизу раздавались шум, грохот и матерные возгласы пожарных.

Похоже, это немного её успокоило, и она попросила меня: Молли сунула дрожащую руку в карман, достала оттуда раскрошенный кусочек печенья и немедленно сунула в рот.

Обними меня. — Мне холодно.

Слабо или сильно — я не почувствовал. Не дожидаясь ответа, она прижалась к холодному металлу. Экзоскелет не для этого был создан.

— Обними меня, — повторила она.

Я прикрыл её руками, аккуратно, стараясь не повредить.

И она перестала дрожать.

Это было нелогично. Это было неправильно. Я сказал бы ей, если бы мог говорить, что разумнее всего ей свернуться калачиком на самой крыше, закрывшись от ветра вентиляционной трубой. Это было вопреки всем законам физики. Но никак не жаться к холодному металлическому корпусу.

И, задышав ровнее, попросила еще: Но она прижалась и согрелась.

— Спой мне песенку.

Я не мог.

Вспомню ли я последнюю свою фразу, сказанную перед приговором? Они отобрали у меня голос. Почему я сказал её?

Ах да.

Конечно, я не знал наверняка… Но и старшина тоже не знал. Ведь в капсуле было живое существо. Существо, забившееся в угол капсулы, не было убийцей. Он видел то же, что и я. Не было фанатиком. Не было солдатом. Оно было напуганным ребенком.

Выстрел, удар — и вот мы летим назад, я скован и обезоружен, а он склонился к моему уху: “Пожалел, ссука? “Отойди в сторонку, сынок”, — сказал мне тогда старшина. Знаешь, какую заразу они с собой привезли?” А наших детей ты не пожалел, а?

Он был чудовищно-логично прав. Он был прав. Что это было — любимые горшочки с кактусами? Специально ли, случайно ли, но они привезли с собой чуждые нам флору и фауну. Гербарий, спрятанный между страницами книг? Хомяки в клетках? Для нас это была смерть. Набранные в карман желуди? Зараженные зоны появлялись там, куда падали прорвавшиеся капсулы.

И я убивал. Поэтому меня тогда вернули в строй и снова дали приказ убивать. Нас все равно признали виноватыми и все равно судили. Я выполнил все их приказы, прекрасно понимая, в кого стреляю.

Тогда-то я и позволил себе признаться, что мне было их жаль.

Но не пожалеть их, летящих сквозь пространство на верную смерть, я не мог. “Я убивал их, потому что так было нужно. Это было бы бесчеловечно”.

Эти слова стоили голоса.

Я вдруг осознал, что мерно качаю Молли из стороны в сторону и мычу про себя какую-то забытую мелодию.

Я вдруг осознал, что Молли мне подпевает.

Никто не мог меня слышать. Она не могла слышать меня. У меня не было голоса!

Следом за ней уснуло и мое тело. Она подпевала мне еще минуту, а потом устало уснула. Я замер, сидя на крыше, с ней на руках. Пропало зрение, пропал звук. Двадцать три часа я только об этом и думал. Мне оставалось только надеяться, что огонь потушат и нас обнаружат.

Лишь бы они не решили, что она погибла.

Лишь бы они успели до того, как пламя доберется до крыши.

Лишь бы они успели до того, как дом рухнет.

Пожалуйста.

Утро 4423

Вздыхаю про себя, переворачиваюсь и на четвереньках ползу к набережной. Я просыпаюсь на дне реки. Цепляюсь за парковую ограду, перетаскиваю себя через неё и падаю в клумбы. Цепляясь за выбоины в бетоне, сделанные мной же в прошлые разы, я вытягиваю себя на поверхность. Петляя по дворам, я за двадцать драгоценных минут добираюсь до своей родной площади. Не дожидаясь охранников, я сразу бросаюсь к выходу и прячусь в подворотне. Пробегаю еще немного под неодобрительный гул машин — и вижу черно-распахнутые окна, мертвые, погорелые. Издалека вижу сияющий памятник. Патрульная машина у входа. Из окон то и дело высовываются люди в форме и что-то внимательно рассматривают. При виде девочки мне становится одновременно радостно и тоскливо. Толпа жильцов окружила женщину с ребенком.

Радостно от того, что она жива.

Тоскливо от того, в каком мире ей предстоит жить.

По очереди, поддерживая друг друга одобрительным гулом. Я не слышу слов, но вижу, что жильцы кричат на женщину. Брезгливо морщит нос. Полицейский стоит рядом и, кажется, пытается призвать их к порядку. Он смотрит на надпись “прокаженный=предатель” и задумчиво кивает ей. Ему нет дела до Молли и её мамы, они все ему одинаково неприятны.

Они приехали, и на их этаже начался пожар. Я понимаю, что происходит. Мы полетели защищать Землю, а Земля оказалась заражена. Это же простая причинно-следственная логика. Гадать не надо, кто виноват.

Кашель должен был бы выдать его за километр. Я не замечаю, как около меня опять появляется король помоек и его вассалы. Похоже, он долго сдерживался специально для меня.

Тебе же нравится, когда людям плохо, да? — Опять глазеешь? На нас, беженцев, смотрят как на скот, из-за тебя. Все из-за тебя, тварь.

Он хотел, видимо, плюнуть в меня, но закашлялся, согнувшись пополам.

Я не стал его дожидаться.

Осторожно подкопал грунт и вытащил грибницу вместе с еще несозревшими грибами. Быстро скрывшись под колоннадой, я отодвинул камни от своего тайника. Я медленно дошел до ближайшего ко мне робота-уборщика и пнул его. Я вышел с ней обратно на свет — и если бы кто-нибудь толкнул меня в этот момент, то ему стоило бы пенять только на себя. Тот от удивления разинул пасть, куда я и затолкал грибницу вместе с клочьями земли.

Дальше уже не моя забота. Она была еще слишком слаба, чтобы разразиться спорами прямо сейчас. Слишком мало времени.

Как и вчера, я получил разъяренные гудки в спину. Я, как и вчера, ринулся через дорогу не утруждая себя соблюдением правил. Разве что пожарной машины не показалось из-за угла, как вчера.

Даже если это он потом бросил меня в реку. Мне было жаль, что я не могу пожать руку тому, кто вытащил Молли из моих объятий.

Я вошел, как прокаженный, в круг прокаженных. Толпа расступилась передо мной. Полицейский от такой наглости потерял дар речи и стоял, разинув рот, пока рука его тянулась к пистолету.

Зато дар речи обрел я.

Я ткнул пальцем в обгорелые окна четвертого этажа, а потом показал на себя.

Толпа загудела.

Он тут все время околачивался!” — заголосил какой-то высокий мужик в трениках. “Верно!

“И за девкой следил с самого приезда!”, — подтвердила женщина в пестром шарфе.

Она прижалась к маме и смотрела на меня в оба глаза. Я успел увидеть Молли до того, как мама утащила её в толпу, повинуясь древним инстинктам. Я понимал, почему, но мне было немножко обидно — уйти, не увидев её улыбки. Она не улыбалась.

Она была смертельно напугана. Обернулась её мама. Она проделала долгий путь, убегая от смерти, и потеряла все то немногое, что у неё было. Она была смертельно уставшей.

Я не мог ей позавидовать.

Она кивнула мне, и я прочитал в её глазах: “Спасибо”.

Полицейский подошел ко мне на исходе моего единственного часа.

Я встал на колени, чтобы не упасть на кого-нибудь случайно, и погрузился во тьму.

Утро

Мама дремала рядом, прислонившись головой к окну. Молли проснулась в автобусе. За окном простирались спелые, созревшие поля. Когда автобус подпрыгивал на кочках, она морщилась во сне. Водитель жевал зубочистку и смотрел на дорогу — его было видно в зеркале. В салоне было много людей, они спали или сидели, погрузившись в телефоны. А потом он вдруг заметил Молли и подмигнул ей.

И она замурлыкала песенку. Этого ей хватило, чтобы понять: все будет хорошо. Тихонечко, практически про себя, чтобы её не наругали за шум.

— спросит её мама потом. — Что это за песенка? Она помнит только крышу, пронизывающий ветер. Молли сама не знает. И еще человека, который её защитил.

Убаюканная собственной песенкой, она прижалась к матери и крепко уснула.

Умный дом

Дом пробудился ото сна вместе с Женей. Она открыла глаза — и дом услужливо впустил в спальню прохладу утра, запах земли и яблок и ласково-робкий солнечный свет. Где-то за верхушками елок занимался рассвет.

Однако сегодня, судя по бубнежу телевизора из гостиной и пустой половине кровати, её опередили. Она всегда вставала раньше, чтобы насладиться тишиной в компании кружки кофе.

Дом будто опомнился и аккуратно прикрыл двери, чтобы телевизора не было слышно. Женя поднялась и вздохнула. Ведя рукой по перилам, она чувствовала капельки засохшей краски. Женя спустилась во двор по лестнице. Но Жене не хотелось ничего менять. Там, где солнце и дождь обнажили дерево, не мешало бы подкрасить.

Костя сидел на диване, спиной к окну, уставившись в телеэкран. Шагая к веранде по мощеной садовой дорожке, мимо газона с трескучим автополивом, она невольно заглянула в окно гостиной. На чашке было коряво написано “маме” синими буквами. Прикусив губу, Женя вошла с веранды на кухню, и через пару минут вернулась с чашкой кофе.

Когда оно покажется целиком, Женя прекратит смотреть и уйдет в дом. Вдохнув обжигающий дым и пригубив молочную пенку, она зажмурилась — крепко, до цветных пятен в глазах, — а потом села в кресло и принялась смотреть, как вырастает солнце. Мысль эта пугала её, и она не задерживалась на веранде после полудня. Она знает, что дальше солнце шутя перемахнет через дом и скроется, погрузив веранду во тьму и оставив её в одиночестве.

Пока что её солнце с ней, выглядывает несмело из-за верхушек елей, будто из-за одеяла. Но это все потом.

На пороге показался Лёня, сонный и смешно взъерошенный. Скрипнула дверь. В пижаме с якорями.

— Привет, — заспанно пробубнил он, щурясь от солнца.

Поставив кофе на столик, она протянула руки, — иди я тебя обниму. — Доброе утро, зайчик, — ласково сказала Женя.

Чуть помешкав, он и сам обвил её шею руками, уткнувшись носом в шею. Лёня послушно подошёл и дал себя обнять. Она чувствовала его дыхание.

Потом он поднял голову и спросил, вглядываясь куда-то вдаль.

— Можно я схожу сегодня в лес?

Женя прижала его крепче к себе.

— Давай в другой раз, малыш, — ответила она.

Жене очень не хотелось отпускать его от себя. Лёня нахмурился и отодвинулся, норовя выскользнуть из её рук.

— Я хочу в лес.

Мы же приехали сюда отдыхать, помнишь? — Я знаю, — спокойно и убаюкивающе-ласково продолжала она, — Мы обязательно сходим, когда я немного отдохну.

— Я могу один сходить.

Ты же не хочешь, чтобы я волновалась? — Но я буду за тебя волноваться.

Женя испытующе смотрела на сына, ожидая ответа. Вопрос не был риторическим. В конце концов он сдался и, закусив губу, помотал головой. Тот метался взглядом от леса к матери.

— Вот и хорошо, — она одобрительно улыбнулась, — иди переодевайся и приходи завтракать.

Он послушно направился к двери, и вдруг неуверенно замер на пороге.

Повернулась, чтобы спросить что случилось, но сын уже исчез за дверью. Женя насторожилась.

Чуть позже, после завтрака, обменивая пустую тарелку на стакан с соком, она как бы невзначай спросила:

Что-то случилось? — Дом говорит, что ты ночью выходил из комнаты.

Лёня опустил голову и не сразу ответил.

Увидел луну и… испугался. — Я проснулся ночью. Она была страшная.

Женя присела рядом на корточки и обняла его.

Не пришёл? — Почему же ты не позвал меня?

Молчание.

— Не хотел тебя расстраивать.

— Бедный мой, — она гладила его по голове, — обязательно зови меня, если что-то случилось, хорошо?

Будто нехотя. Лёня едва заметно кивнул.

Будто бы на самом деле он вовсе не хотел бы её звать.

Женя уняла дрожь в груди и сказала настолько ласково, насколько смогла:

Я скоро к тебе приду. — Ну, иди поиграй.

Там, помимо бубнящего телевизора и молчащего супруга, был еще огромный книжный шкаф. Вымыв посуду и оставив указания дому касательно продуктов, Женя отправилась в гостиную.

Бубнеж мешал ей сосредоточиться. — Сделал бы, что ли, потише, — сквозь зубы бросила она мужу, но тот не ответил.

Женя взяла книгу и в нерешительности остановилась. “Детские страхи… Детская психология… было же что-то где-то…” Дом, будто услышав её мысли, услужливо перелистнул полки шкафа и выставил наружу увесистый том с милейшим карапузом на обложке. Потом с надеждой взглянула на часы, и затем, уже без надежды, на веранду, постепенно уходящую в тень. Посмотрела на кресло в гостиной, перевела взгляд на телевизор.

“Пойду к нему”, — решила она.

Лёня сидел за своим столом и рисовал красками. Поднявшись по скрипучей лестнице на второй этаж, она вошла в комнату Лёни и села в кресло-качалку. Лес, темно-синее небо, их домик, небрежно-коричневый, и черное пятно в небе. Она заглянула ему через плечо.

А что это? — Ух ты, — сказал она, — здорово нарисовано. — Она указала на черноту.

— Это луна, — ответил Лёня и поежился.

— Но луна желтая.

Черной. — А вчера была такой.

Женя поглядела на сына недоверчиво.

Просто плохой сон. — Уверена, тебе это просто приснилось.

— А тебе снятся плохие сны?

Женя прикусила губу.

Снятся. — Да, сынок. Они всем снятся.

Когда стемнело и дом зажег электрический свет, в голове у Жени была каша из терминов, методик и поучений всех мастей. Она села в кресло, открыла книгу и принялась читать, стараясь вникнуть в каждое слово и не упустить ничего важного. Круглая, желтая, она будто плыла в волнах, как огромная блестящая рыба. Взглянув в окно, она увидела крадущуюся за облаками луну. Тот смотрел мультики, приковав себя взглядом к экрану и приоткрыв рот. Улыбнувшись, Женя посмотрела на сына. В отблеске экрана он неприятно напоминал своего отца.

— Лёнь, — позвала она, — Лёня.

Сын нехотя повернул к ней голову, все еще косясь глазами в экран.

— Подойди, посмотри, как красиво, — поманила она его.

Она указала ему на окно, и он послушно перевел взгляд туда, где плыла в облаках луна. Он поставил мультфильм на паузу, поднялся с пола и с интересом подошел к ней.

Он замер.

Он будто перестал дышать, а сердце, похоже, пыталось вырваться из грудной клетки. Глаза его вмиг остекленели. Женя видела это, чувствовала, как будто это происходило с ней самой.

— Что… что такое?

— Видишь? — Луна… черная, — прошептал он.

Желтая луна. Женя еще раз взглянула в окно. Все еще желтая.

“Что… происходит”.

Ты видишь? — Лёня… Она желтая.

Что-то такое она как раз читала сегодня. Грудь у Жени сковало холодом.

Лёня, отвернувшийся было, нехотя снова взглянул в окно.

— Чёрная, — пробурчал он и потупил взор.

Ей показалось, или ему… стыдно.

“Так…”

Луна желтая, я же прекрасно вижу. — Лёня, — она присела рядом с ним на корточки и вкрадчиво спросила: — почему ты меня обманываешь?

Лёня молчал.

Я верю. — Ты думал, я не поверю тебе, что ты видел вчера кошмар? Но сейчас ты не спишь, и луна обычная, желтая, как всегда.

В ясных глазах его блестели слезинки. Лёня молчал.

Объясни, почему ты мне врёшь. — Лёня, не молчи.

— вдруг яростно выпалил он, — Чёрная! — Она чёрная! Уйди от меня!

Он вырвался из её рук, забился в свою постель и накрылся с головой. Лицо его исказилось и покраснело.

Она выпрямилась и небрежно подошла к двери. Жене стоило большого труда сохранить видимое спокойствие. Взявшись за ручку, она надменно и холодно сказала через плечо:

А ты посиди тут и подумай над своим поведением. — Я-то уйду. Один.

Или дом сделал это за неё? Женя вышла и на автомате заперла дверь на ключ. Пелена спала с глаз уже в спальне. Она уже не помнила. На мгновение ей померещились старческие морщины и уродливо-выпуклые вены, обвивающие кости. Женя сидела на кровати и разглядывала собственные руки.

— спрашивала она себя. “Подростковый кризис? Мысли её вообще путались так, будто кто-то швырялся камнями у неё в голове, разбивая стройные ряды хрустальных замков. — Сепарация?” — Она путалась в терминах, возрастах и методиках.

— Голос её дрожал, она сама себя не узнавала. — Есть… — решила она думать вслух, — есть два варианта. — Она вдруг ожила. — Либо… либо он… отдаляется от меня… нарочно мне перечит, либо… что-то не в порядке. — Да… Конечно, что-то не в порядке.

Она решительно встала и быстро вышла из спальни. Спасительная мысль привела её в чувство. Спустившись в гостиную, Женя застала Костю на прежнем месте. На лестнице она прислушалась — у сына в комнате было тихо. Телевизор продолжал извергать свет и звук.

Женя села рядом с мужем и, посмотрев в его немигающий профиль, твердо произнесла.

— Костя, нам нужна эвакуация.

Она повторила их громче. Слова эти не произвели на её супруга никакого впечатления. Боль словно разомкнула какой-то контакт в её голове, и она вдруг услышала свое имя в динамиках телевизора. Со злости пихнула его в плечо — и ушибла ладонь.

«Женя».

Костя смотрел на неё оттуда и улыбался. Она повернулась к экрану.

Я не виню тебя, тут и правда сложно заметить, как течет время. «Не думаю, что ты заметила, что меня уже нет. Я хотел бы, чтобы все было иначе, но как уж получилось. На случай, если ты вдруг забыла, я оставил подробные инструкции по эвакуации в спальне, в конверте на столике. Прощай.»

Экран мигнул, и вот он снова улыбается ей.

Не думаю, что ты заметила...» «Женя.

Темнота и тишина. Щелчок. А Женя уже неслась по лестнице, спотыкаясь о такие знакомые ступеньки. Гостиная превратилась в склеп. Распечатала, измочалив вдоль и поперек, и впилась глазами в инструкцию. Ворвалась в спальню, жадно схватила конверт.

А потом четко и громко произнесла Приказ.

Свет погас. Дом погас. Мир погас.

Глаза заново привыкали к полумраку реальности. Дрожащими старческими руками она сняла с головы очки и встряхнула седой головой. Серая, матовая дверь, ни намека не дерево. Дом, обратившись старым согбенным слугой, услужливо распахнул перед ней двери — догадался, что сама она не справится. Тянущиеся под потолком провода и мигающие индикаторы сотен устройств. Зашитые пластиком стены. Жене показалось, что она застала дом неодетым, подняла из постели, выдернула из глубокого и доброго сна.

В общем-то, так оно и было.

Он без труда признал в старухе свою молодую хозяйку. Дому было проще. Верный слуга.

Еще одна дверь распахнулась перед ней, и она вошла в комнату Лёни. Женя встала и, пошатываясь, опираясь на подставленные поручни, вышла к лестнице.

Он смотрел прямо перед собой и не видел ничего, потому что его глаза закрывали электронные очки. На кровати — большей, чем она привыкла видеть, — сидел её сын.

— Мама, — хриповатым басом позвал он.

Доковыляв до него, она погладила его по голове с жалкими остатками былых вихров. — Я тут, — еле прошептала она.

— Я ничего не вижу, — дрожал он.

Лунный свет ударил в его белесые глаза, и он закрылся рукой. Женя расстегнула застежку на затылке и сняла с него очки.

Дом зажег свет и сунул ей в руки отвертку. Женя осмотрела очки. Блеснули микросхемы, и там, среди медных созвездий, она увидела налипшую мушку. С трудом припоминая, как она настраивала все это сама, Женя сняла крышку окуляров.

Осторожно подцепив её отверткой, Женя брезгливо сбросила её на пол.

Она взглянула на сына. — Нужна полная дезинсекция, — пробормотала она, прикручивая крышку на место. Тот изумленно разглядывал свои руки, покрытые седеющими волосками.

— Мама… Сколько лет прошло?

— Это неважно. — Не знаю, сынок, — ответила Женя, заканчивая работу.

Мы попробуем и вернемся. — Ты сказала, мы попробуем. Мы же вернулись.

— Она коснулась его головы. — Успокойся. Он, наоборот, приник к ней, спрятал лицо в её платье, чтобы не видеть того, что вокруг. Он не отвернулся, не отдалился.

— Это… это плохой сон?

Затем аккуратно надела на сына очки и застегнула на затылке. — Да, малыш, — спокойно сказала она. Потом помогла ему лечь, чуть не рухнув под тяжестью его тела — спасибо дому, что поддержал.

Накрыв одеялом, поцеловала Лёню в лоб.

— А когда проснешься, все будет по-прежнему. — Засыпай, — ласково сказала она.

Посиди со мной, пожалуйста. — Мне страшно.

На лице её было спокойствие и умиротворенность. — Конечно, — Она села рядом и погладила его по руке.

Слава богу, просто неполадка”. “Всего лишь неполадка.

Там, на волнах облаков, плыла желтая луна. Она мурлыкала под нос одну из своих колыбельных и смотрела в окно.

— Приготовиться к возвращению, — тихо скомандовала она дому.

A.I.

Руслан сидел на лекции и усиленно делал вид, что слушает и записывает преподавателя. Его приятелю Николаю думалось, что на самом деле Руслан слушает его, и поэтому продолжал тараторить шепотом.

Это такой искусственный интеллект, которых еще не было. — “Джинн” — это прорыв. Я видел бету в действии — это нечто. Алекса с Сири будут визжать как сучки, когда его зарелизят. Это прорыв.

— рассеянно спросил Руслан, — Очередной голосовой помощник. — В чем прорыв?

— взвился Николай, — Ты вообще в курсе в чем фишка? — “Очередной”?

Ему надоела эта болтовня — что со стороны кафедры, что со стороны соседней парты — и он многозначительно посмотрел на часы. — Нет, — ответил Руслан. Тридцать девять секунд. До свидания с Линдой оставался час, три минуты и сорок секунд. Тридцать восемь…

— … расчет жизненного плана, понимаешь, дурень?

— Сам ты дурень, — огрызнулся Руслан, — объясни по-человечески.

Ну или ботанский вариант для тебя — “хочу красный диплом”. — Смотри, — терпеливо начал Николай, — ты ставишь цель, — он ткнул пальцем в ладонь, — типа: “хочу Теслу через год”. Это тебе не такси заказать и не маме позвонить, это — твой персональный ангел-хранитель. И “Джинн” составляет тебе четкий план, последовательность действий, понимаешь? Дошло наконец?

Руслан следил за секундной стрелкой. Руслан не ответил. Та давно вышла за отведенные границы лекции.

Тот взглянул на часы, с сожалением взглянул на мысленно уже отсутствующих студентов — и махнул рукой. Его напряжение передалось преподавателю у доски.

— Все на сегодня.

Николай грустно посмотрел ему вслед, а потом тихо обратился к телефону: Руслан быстро сунул планшет в сумку и пулей вылетел из аудитории.

— Джинн?

— Слушаю и повинуюсь, — ответил нарочито восточный голос.

— Напомни, скольким людям я должен посоветовать тебя установить?

* * *

Оттуда ему были видны старинные часы на башне. В три часа дня Руслан прибыл на место и встал в условленном месте напротив вокзала. Он сверился со своими — спешили на три минуты.

А не заметить ее было проще простого — чем ближе к вечеру, тем больше народу на улице и темнее небо. Ему очень не хотелось утыкаться по привычке в телефон и пропустить ее появление. Так что он просто вертел мобильник в руках и боролся с острым желанием позвонить или написать ей.

Договорились — значит договорились”, — размышлял он, — “Она всегда опаздывает, но приходит. “Спокойно. Нечего паниковать”.

В джинсах, не по осеннему легкой и короткой курточке, и густо-намотанном цветастом шарфе. В три семнадцать, когда Руслан в сотый раз сверил часы, проверил, не разрядился ли телефон в одночасье, и прощупал взглядом каждого из нескольких тысяч прохожих, она вышла из подземного перехода. Потом заметила Руслана и улыбнулась. Она шла, держа перед лицом телефон и что-то наговаривая в него, а глазами рыскала по сторонам. В глазах ее блеснул воодушевляюще-озорной огонек.

Они встретились у фонтана на площади, вокруг которого носилась шумная ребятня, и взялись за руки — телефон Линда уже успела спрятать в сумочку. Руслан пошел ей навстречу. Она улыбнулась ему притворно-смущенно и взглянула на вокзальные часы.

— О, я, похоже, опять опоздала, — удивилась она, — Давно ждешь?

— Совсем нет, — улыбнулся Руслан.

— Тогда идём!

* * *

Когда-то из могучих труб вырывались клубы густого дыма. Они прошлись по набережной, постояли на мосту — он обнял ее, чтобы было теплее — а потом погрузились в чащобу старых домов и обшарпанных заводов. Сейчас там, кажется, гнездились птицы.

Руслан и Линда болтали ни о чем, сбиваясь с последних событий на воспоминания, накопившиеся за неполные двадцать лет. На узких улицах было темно и романтично-жутко. Его смущало только, что Линда то и дело поглядывала на экран телефона, будто ждала чего-то. Руслан был счастлив. Не потеряй он способность рассуждать хладнокровно, он заметил бы, что их маршрут меняется каждый раз после такого подглядывания. Что-то похожее на ревность омрачало его радость.

Они вышли на автоматический проспект, где в тестовом режиме перемещался беспилотный транспорт — огромные автобусы и мелкие робо-рикши — и пошли по непривычно широкому тротуару.

— Это чтобы люди привыкали, — пояснял Руслан, хотя Линда ничего его не спрашивала, — А то многие боятся роботов.

— Чего их бояться, — пожала плечами Линда, — просто машины.

— Как сказать… Видишь, пешеходный переход?

Он сиял зеброй посреди проспекта, и вдоль него волнами ходила красная завеса, у которой как раз притормозил громоздкий робо-автобус. Его сложно было не заметить.

Яркий какой… — Вижу.

Это для людей, чтобы меньше боялись. — Машины и так видят, им весь этот свет не нужен.

— Сбивали кого-нибудь?

Ни на переходе, ни где еще. — Вообще ни разу. Они же быстрее человека реагируют.

И не успел Руслан задать осторожный вопрос, чтобы развеять подозрения, она вдруг выпустила его руку и просто заявила: Линда еще раз заглянула в сумку, где сиял экран телефона.

— Проверим!

Руслан опомнился, когда она уже выходила на дорогу — прямо под свет фар приближающейся роборикши. Мгновение спустя она уже перелезала через забор. Та, заметив преграду, резко включила дальний свет, заставив Линду прищуриться.

Колени ее вдруг задрожали, она потянулась руками к нему, будто хотела вернуться — но от ужаса не могла двинуться с места. Кто знает, что на нее нашло мгновение назад, но сейчас Руслан видел — она боялась.

Роборикша резко повернула фонарь в его сторону, судорожно просчитывая, как объехать нарушителей. Миг — и он перемахнул через забор. Руслан оттолкнулся ногами от асфальта и вытолкнул Линду прочь. Заскрипели тормоза, заскользили колеса по мокрому подмерзшему льду.

Роборикшу занесло, она отчаянно отбивалась математикой от физики реального мира, и почти победила. Та влетела в ограждение и вцепилась в него обеими руками. Его отбросило в сторону и опрокинуло на спину. Пройдя в сантиметрах от носа Линды, она проскочила, не затронув ее, и лишь на излете зацепила бортом Руслана. Левая рука ударилась локтем — и режущая боль пониже плеча лишила его сознания.

* * *

Он слышал сирену, и видел, как дорогу отгородило красным сиянием. Когда он пришел в себя, на лицо ему падал дождь. “Аварийное закрытие”, — подумалось Руслану.

Только она не смотрела на него — она смотрела в телефон. Линда сидела рядом, и Руслану сначала показалось, что она говорит с ним.

— Джинн, какого черта все не так?

— Уточни вопрос, пожалуйста, — промурлыкал восточный голос.

Опоздание, прогулка, обнимашки на мосту, нелетальная травма. — Я сделала все по плану. Я не чувствую никакого прироста счастья.

Сам Аллах не предсказал бы лучше. — Я оценивал вероятность успеха в семьдесят процентов.

— В жопу твою математику, — рявкнула она, — Что мне еще сделать?

— В этом сценарии уже ничего, — бодро ответил телефон, — Я могу гарантировать результат лишь с некоторой…

Вдалеке завыла, приближаясь, сирена скорой помощи. Линда размахнулась и швырнула телефон куда-то в темноту.

Линда зло посмотрела на него, развернулась и быстрым шагом скрылась в собравшейся толпе. — Линда… — прошептал Руслан и попытался подняться, но боль в руке приковала его к мокрому асфальту.

Блокчейн

Запись: 4abbe6bc-ae28-42c8-9c84-c96548923f0d
Предыдущая запись: 4e792675-0ede-4bd8-a97e-ab3352608171
Субъект: Светлана Нарзаева, 12 лет
Статус: мертва
Причина: уточняется

Запись: dd752b29-11db-43dc-945f-c22db3768368
Предыдущая запись: 4abbe6bc-ae28-42c8-9c84-c96548923f0d
Субъект: Артём Шилов, 35 лет
Статус: мертв
Причина: уточняется

* * *

Илья вздрогнул и обернулся. Дверь скрипнула. От этого понимания его рука дрогнула, и он уронил е-паспорт на стойку. Инстинктивно обернулся, понимая, что выдает себя своим поведением.

Просто мужчина, сидевший на скамейке в углу, вышел через скрипучую дверь, оставив на полу грязно-мутные следы. Никто не пришел за ним. Натянув шляпу и закутавшись в серый промокший плащ, он быстро зашагал по мокрой дороге.

Сглотнул. Илья повернулся обратно и пересекся взглядом с блондинкой за окошком. Пока терминал о чем-то размышлял, помигивая светодиодами, она принялась разглядывать его фотографию, задумчиво грызя ноготь. Та дежурно улыбнулась сиреневыми губами, взяла выпавший из его рук е-паспорт, провела им по терминалу.

— Так все серьезно? — Ого куда тебя занесло, — присвистнула она, бросив взгляд на адрес.

Илья пожал плечами и постарался вернуть себе самообладание.

— Я… я к жене иду, — сбивчиво ответил он.

— Её интерес приугас. — О, поздравляю. — А поездом не быстрее?

— Я не тороплюсь, — нервно усмехнулся Илья.

“Я жить еще хочу”.

Блондинка скривила сиреневые губы. Терминал пискнул и воссиял красным.

Попробуй завтра. — Увы, не в этот раз.

Илья принял из её рук е-паспорт и спросил с плохо скрываемым отчаянием:

— Мало работы?

Полно, — махнула рукой девушка. — Работы? Просто не повезло. — Тут тебе и стройка, и новая автострада.

Правая нога ныла и болела, как всегда в дождь. Илья сунул е-паспорт в карман, повернулся и заковылял к выходу. А левой был протез Онежробостроя, и он работал одинаково плохо в любую погоду.

Ему стало стыдно, что привело его в какое-то смятение. Доковыляв до выхода, Илья вдруг понял, что не поблагодарил и не попрощался с девушкой. “После того, что ты сделал, тебе стыдно из-за такой ерунды?”

Илья покачал головой, надавил на скрипучую дверь и вышел прямо под дождь. Он повернул голову, но девушка уже куда-то вышла.

Её он и поднял повыше, закрывая от дождя даже не себя, а телефон. У него не было капюшона, плаща или зонта, лишь папка для документов, черная, застегивающаяся на кнопки. Единственное свое солнце.

Ответ не заставил себя ждать: — Прости, я отвлекся ненадолго, — написал он.

Ты твердо решил? — Нестрашно. — спросила его Инга. Ты придешь?

Цепь из бетонных блоков выстроилась слева и тянулась далеко, до самого горизонта. Илья оторвал взгляд от телефона и взглянул прямо перед собой. Где-то там, на краю земли, она и ждала его. Там она сливалась с густо-пахнущей железной дорогой, дребезжащей поездами справа.

— Я уже иду. — Я приду, — ответил он.

* * *

Тот задумчиво сосал соску и разглядывал красочный плакат, гласивший “Лотерея исправительных работ — твой шанс на искупление”. Инге пришлось отложить телефон — она чуть не наехала тележкой на вставшего посреди прохода малыша. Малыш тоже посмотрел на Ингу и почему-то улыбнулся. Пока Инга соображала, как бы объехать ребенка, зазевавшаяся мамаша выскочила из-за прилавков, подхватила свое чадо и удалилась, бросив презрительный взгляд.

“Я совсем их не понимаю”, — подумалось ей. Та почувствовала себя неловко.

Кроватка — дешевая, пластиковая. Она посмотрела на лежащие в тележке покупки. Большой рулон полиэтиленовой пленки. Ванночка. Валик. Банка краски. И… кажется, она что-то важное забыла. Еще с десяток мелочей.

— Консультант выплыл из ниоткуда, улыбаясь одновременно и лицом, и блестящим бейджиком. — Я могу вам чем-то помочь?

Что-то посильнее. — Эм… Да, — пришла в себя Инга, — мне нужно средство для мытья стен.

— Сильное загрязнение?

Всё пачкают. — Да… Собаки, понимаете?

Инга похвалила себя за находчивость. — А, понятно, — просиял консультант и начал рыться в товаре. Слишком смело похвалила: тут же из глубин её сознания пробудился вязкий страх и задал ей вопрос: “А что бы он сказал на это?”

Его голосом, конечно же: И тут же озвучил ответ.

— Надо же, какая ты, оказывается, умная

Как в тумане, не помня как расплатилась, она вышла из магазина и потащила тяжелые покупки домой. Ноги её подкосились. Пакеты так и норовили перерезать ей пальцы своими скрученными ручками. Дул холодный ветер и гнал с севера гигантскую черную грозовую тучу.

“А что бы он сказал на это?”

Целых два пакета! — Ты такая сильная.

Она на автомате добралась до дома, поднялась на шестой этаж и только там, в квартире, швырнув покупки на пол, позволила себе отдышаться. Страх стегал её по ногам, накачивал кровью сердце, заставляя побелеть и без того бледное лицо. Борозды от пакетов жгли её белую кожу. Опустилась на табурет в прихожей и принялась растирать замерзшие ладони.

Воспоминания о его последнем звонке жгли её память.

Ты же не думала, что мы расстанемся надолго? — Я возвращаюсь в пятницу.

Еще среда. Инга посмотрела на календарь.

Спинка кроватки треснула. Она бросила взгляд на покупки. Она взяла рулон с пленкой и потащила его в маленькую комнатушку. Но сейчас это не имело никакого значения. Там на полу еще виднелись следы от ножек кровати, которую она еле вытащила оттуда накануне.

Инга бросила пленку на пол. Зажужжал телефон. Досчитала до десяти. Закрыла глаза. Открыла глаза. Достала телефон.

“Кто?”

Сообщение от Ильи.

Прежде чем ответить, она всхлипнула несколько раз, борясь с накатившим отчаянием, вздохнула глубоко. Она выдохнула и села, сползла по стенке на корточки. И лишь обретя силы улыбнуться, открыла сообщение.

— Как ты думаешь, кто у нас будет — мальчик или девочка?

Удивленно-обрадованная, она ответила:

А ты кого больше хочешь? — Не знаю.

— Дай-ка подумать… Пусть будет мальчик.

— Все вы такие, подавай вам мальчиков ) И как бы ты его назвал?

— Точно на И!

— Хах, это почему?

— Илья + Инга = И… Игнат?

— Не.

— Ипполит?

Давай лучше другую букву. — Ни в коем случае.

— Игорь?

Долгое, тягучее молчание. Молчание.

Все хорошо? — Инга?

— Давай сменим тему.

* * *

Большинство поездов следовали мимо, не притормаживая, поэтому на платформе было пусто. Вечером Илья устроился на скамье на железнодорожной станции с гордым названием “Озерная”. Хотя бы сухо. У скамейки под навесом не хватало досок, но это Илью не сильно печалило.

Первое из них называлось “Приказ об увольнении”. Ему пришли несколько писем из Онежробостроя. Назад дороги не было. Илья удалил всю пачку, не читая.

Железке было все равно. Он вытянул вперед ножной протез, выставив металлическую ступню под дождь.

Ставший уже привычным силуэт робота-”следователя” и воодушевляющая надпись. Усталый взгляд его зацепился за выцветший плакат времен реновации гражданского общества.

Наказание — задача граждан. “Машины вычисляют преступников. Вместе — на страже справедливости”.

Обычные люди звали их “следаками”, а еще “могильщиками”. “Следователями” их называли только дикторы в новостях. Обычные люди называли это “гаданием”. Роботы уносили тела на экспертизу и запускали анализ происшествия — сложнейшую симуляцию, именуемую “расследованием”.

— Я успею. “Типичное гадание идет три дня, — размышлял Илья. Вот сейчас немножко отдохну и пойду дальше”.

Он на минутку прикрыл глаза и, видимо, задремал, как вдруг чересчур уж громкий раскат грома заставил его вздрогнуть и проснуться.

То оказался не гром, а ругань старика, споткнувшегося о вытянутый протез.

— возмущался он, поднимаясь с мокрого асфальта. — Расставил тут лыжи свои! — А я теперь вообще мокрый.

Илья помотал головой, чтобы проснуться, и слабо улыбнулся.

— Присаживайся, обсохнешь. — Извини, отец, — дружелюбно сказал он.

“Мне только скандалов не хватало”, — подумал он с досадой.

Сел нахохлившись, будто воробей, и тоже вытянул левую ногу вперед. Старик поворчал для виду, но приглашение принял.

— поинтересовался он. — Чего у тебя, нога не сгибается?

Илья с трудом согнул ногу и клацнул пяткой об асфальт.

Только неровно. — Сгибается.

— Онежробостроевская поделка?

— Угадал.

Внешне неотличимый, по стандартным лекалам Онежского завода. Старик проворно задрал штанину и обнажил ножной протез. Старик пошевелил металлическими пальцами — и поршни в голени послушно зашуршали, мягко, певуче. Только подогнанный идеально.

А мне, видишь, — повезло. — Вот я поражаюсь, — продолжал старик, — у кого ни встречу онежский протез — халтура страшная. Мастер от бога.

Мысленно разбирал его на части, любовно смазывал взглядом и снова собирал, изгиб к изгибу, линия к линии, как цветок. Илья смотрел на стариковский протез как завороженный. Ему редко приходилось видеть собственную работу в деле.

“Все правильно сделал, — подумал он самодовольно, и тут же застыдился: — А вчера — тоже правильно?”

— Будешь? — Вот бабке моей не повезло, — помрачнел старик и достал из-за пазухи помятую пачку.

— Не курю, — покачал головой Илья.

Старик сунул сигарету в зубы и продолжил, забыв поджечь.

Я, главное, ей говорю — погоди ты, куда торопишься, давай один воткнем, посмотрим. — Ноги отнялись, поставили два протеза. А я-то статистику знаю, я ж вижу, что эти дармоеды-мастера обычно выдают. А она все мечтала, что ей как мне повезет. Убивать таких мастеров мало…

Старик все говорил, говорил, пока дождь барабанил по крыше, и его обличительная речь убаюкала Илью.

— Точно, — сквозь сон пробормотал он, — убивать мало.

Ему хотелось прекратить думать о протезах и заводе. Он откинулся на облезло-шершавую стенку остановки и закрыл глаза. Неподвижный, улыбающийся — просто фотография, рисунок в темноте. Перед глазами всплыл образ Инги. И этот рисунок расплылся, как туман, растёкся красками под дождем.

Илью швырнуло в холодный водоворот сна.

* * *

Пленка была прозрачной, сквозь неё все еще виднелись следы кроватных ножек на паркете. Ближе к ночи Инга расчистила комнату, оставив лишь тяжелый стол-бюро у самого окна, и расстелила пленку. Напоминали, что не все можно смыть даже самым сильным средством. Эти следы нервировали её.

Думая о следах, она невольно посмотрела на стену, на пустующий невыцветший прямоугольник и одиноко торчащий гвоздь.

Она вышла в другую комнату, открыла старый скрипучий шкаф и извлекла на свет коробку, которую доставать было запрещено. “Эту пустоту я могу заполнить”, — сказала она себе и удивилась собственной дерзости.

Все, что не нравилось Игорю, хранилось в ней.

Приподняла картонный край и тут же поймала недовольный взгляд отца на фотографии. Инга остановилась в нерешительности. Одновременно ей показалось, что кто-то стоит за её спиной и дергает, будто за ниточки, её сердце — так резко оно замерло и так сильно застучало вновь.

Представлять это было страшно. Она легко могла представить, что он ей скажет.

Не стоило этого делать. — Он плохо поступил со мной.

Она воровато обернулась, как если бы забралась в чужой дом и рылась в чужих вещах, потом двумя руками достала фотографию в рамке и прижала к груди — чтобы никто не увидел.

— Это его разозлит. “Не стоило этого делать, — повторила она. И ничего не получится”.

Её руки сами подняли отцовский портрет и вернули на законное место. Но кто-то более сильный, более смелый притащил её, сопротивляющуюся, обратно в комнату.

— Вот так! — Вот так, — шепотом произнесла она, отойдя пару шагов.

Будто щенок, утащивший кость у спящего пса, она покружилась на месте. Её вдруг охватила неописуемая радость. Потом подмигнула отцу и прошла в ванную — умыться от пыли и пота.

“Хлопотный выдался день”.

Радость сменилась горечью. Окатив лицо холодной водой, Инга посмотрела на свое отражение. Бледная тень, призрачное подобие той Инги, которой она была совсем недавно.

Говорили, что довольно грустить по отцу и загонять себя в могилу. В клинике ей уже не стеснялись говорить, что она плохо выглядит.

Или не хотели видеть?” “Все это время, — думала Инга, — они не видели?

Дотронулась пальцами до худых плеч. Она осмотрела себя. Потом, будто впервые, увидела шрамы и царапины на запястьях и села на край ванны, разглядывая их.

— У пушистиков паталогическая боязнь людей в белых халатах. “Они всегда больно царапаются, — подумала она. Их можно понять”.

“Тогда я мечтала, что буду лечить зверюшек. Инга закрыла глаза и попыталась вспомнить себя в день выпуска из ветучилища. Я не знала, что мне чаще придется усыплять...” Я хотела видеть их счастливыми, хотела видеть их улыбающихся хозяев.

Они давно зажили, затянулись. Она снова посмотрела на царапины. Обреченные не царапаются. Царапаются те, кого можно вылечить. Они смотрят влюбленными глазами и верят тебе, до самого конца верят.

Красивого лабрадора по кличке Дружок. Полгода назад, когда Игоря так внезапно послали в другой город, Инге принесли пса. Хозяева оплатили усыпление и ушли, даже не обернувшись. Избитый, он слабо повиливал хвостом и смиренно ждал своей участи. Не дождавшись, когда его отвезут на кремацию, он вдруг очухался и просто ушел. То ли Инга была рассеяна в тот день, то ли пёс оказался везунчиком, только он пережил инъекцию. А пошел назад к своим хозяевам. Получив свой второй шанс, он мог пойти куда угодно.

Та долго гладила его бедную разбитую голову, а потом прервала этот круг. От них он снова попал к Инге на стол.

* * *

Запись: c64cc26a-6e5e-4788-b8cc-7e4c4103d871
Предыдущая запись: dd752b29-11db-43dc-945f-c22db3768368
Субъект: Артём Шилов, 35 лет
Уточнение причины смерти: предумышленное убийство
Вердикт №1
Обвиняемый: Илья Карпов, 31 год
Месть: допустима

* * *

Тёма любил повеселиться и повеселить, устраивая невинные шалости. Тёму любили на заводе. По его мнению, Илье все давалось слишком легко. Еще Тёма верил в справедливость. Завод даже подарил ему протез — просто так. Из-за увечья его взяли на завод по льготной программе, оставив без работы “нормального парня”. Но все-таки даром доставшийся Илье. Отвратительный по качеству, устаревший, сделанный “на отвали” таким же Тёмой.

Чтобы честно было. А раз так, то справедливости ради жизнь калеке стоило немножко усложнить.

Сотню натянутых лесок, подпиленных ступенек и случайно необесточенных станков спустя справедливость все еще не считалась восстановленной.

Илья не был удивлен. Первое письмо, полученное утром, было с завода и начиналось со слов “ТЫ ТРУП”. “Если бы это сделал Тёма, они бы похвалили его”. Ему почему-то вдруг стало по-детски обидно.

Пришло обновление статуса по его делу. Но эта мелкая обида померкла перед лицом леденящего страха. Теперь даже давешний старичок имел право без зазрения совести проломить ему голову. Всего через полтора дня, а не три, как он надеялся, машины вынесли приговор.

По улицам было бы короче, но и шансы попасться кому-нибудь на глаза были выше. “Если бы я только мог идти быстрее”, — уныло подумал Илья, бредя вдоль железнодорожных путей. К ночи он, наверное, доберется до очередного Почтового отделения и снова испытает удачу в Лотерее Исправительных Работ.

“Мне должно повезти”.

Илья плёлся, подволакивая непослушную ногу, а мимо шли и шли составы. Дождевые тучи угрохотали куда-то южнее, но небо было затянуто серой дымкой. Ехали тяжелые бетонные блоки, огромный состав, вагонов четыреста — строить новые жилые коробки. Товарные, пассажирские — цепочкой, один за другим. Кто-то держал в руках телефоны и, если поезд ехал не очень быстро, Илья успевал почувствовать их хищный взгляд. Следом тянулись вагоны, груженные людьми — те безучастно смотрели в окна, в пол, в потолок. Гнетущую скуку их поездки развеивали яркие мечты о том, как цепь в их руках обрушивается на голову обвиняемого. Они видели его, успевали прочесть в новостях его обвинение и приговор, и жадно вытягивали шеи, пытаясь разглядеть. Они прижимались к окнам, запоминая его растерянное лицо, чтобы еще посмаковать чарующее видение — на пути от одной серой коробки к другой.

Другого выбора не было. Илья прятал лицо за воротником рабочей куртки и ковылял вперед.

Там хотя бы его никто не мог видеть. Ближе к полудню он решился передохнуть, сев на берегу ручья под железнодорожным мостом. Она не ответила. Он достал телефон и написал Инге, что все хорошо.

“Если идти всю ночь, — размышлял Илья, кидая мелкие камешки в реку, —завтра я буду на месте”.

Вызов с незнакомого номера. Внезапно телефон разразился трелью.

Илья собрался было сбросить, но вдруг подумал: “Что если это от Инги?”

И поднял трубку.

Молчание.

— несмело спросил он. — Да?

Из почтового отделения, ты вчера у нас был. — Хай, Илья, — фамильярно произнес чей-то женский голос, — это Надя.

Точно, блондинка с сиреневыми губами, из почтового отделения. Илья вспомнил.

Я смотрю, у тебя нешуточные проблемы? — Я твой номер запомнила, чувствовала, что пригодится.

— Есть немного, — сдержанно ответил Илья.

— Голос звучал многозначительно. — Вот и у меня есть… некоторые трудности. — Я подумала — не помочь ли нам друг другу?

Илья начал догадываться, куда она клонит.

— Извини, я…

Вы друг друга в глаза еще не видели, так, пару месяцев в сети общаетесь. — Да брось, — настойчиво перебила его Надя, — я все проверила, у вас предварительный брак. Я работаю до трех и могу тебя подобрать — ты же недалеко утопал? Фигня, а не брак, легко аннулировать. В конце концов, ты же за этим идешь к своей Инге, правда? Быстро зарегаемся, переспим и всё — отсрочка по случаю отцовства у тебя в кармане.

Илью словно окатило холодной водой.

— Нет, нет, нет, — продолжал он убеждать кого-то уже шепотом. — Нет, — почти крикнул он в трубку и сбросил вызов.

Не хотел, чтобы так получилось”. “Я действительно хочу быть с ней, — оправдывался он, — я не знал, что так получится.

Протез предательски соскальзывал с гравия, и Илье приходилось практически ползти на четвереньках. Он сунул телефон в карман и начал выбираться из-под моста.

Премиальные за месть сейчас — копейки. “Ничего, — думал он, — расценки упали. И потом — дело еще могут уточнить. Не то, что в сороковом. Месть — право каждого. Если система расценит это как месть — с меня взятки гладки. Да, дело еще уточнят”, — подбадривал он себя.

Жилые районы. Еще пара километров вдоль железки — и настала пора сворачивать в матрицу бетонных блоков. Одинаково опасно что ночью, что днем.

Никто не смотрел в его сторону. “Сейчас уже не устраивают охоту, как раньше”, — думал Илья, всматриваясь в полупустые улицы. Уже неплохо. Никто не наматывал цепь на кулак.

Он шел, смотря себе под ноги, сунув руки в карманы. Илья с трудом отвернулся от спасительного железнодорожного полотна и несмело двинулся в сторону домов. Шел, и скрежет протеза по асфальту казался ему оглушительным лязгом.

“Убивать таких мастеров мало”, — зло повторил он про себя и грустно усмехнулся.

Пусто, не считая несущегося во весь опор электрокара. Перед пустынным шоссе он остановился и осмотрелся.

“Гоняют как ненормальные”, — подумал Илья и решил подождать, нервно покачиваясь на месте.

Боковое стекло опустилось, и ярко-сиреневые губы настойчиво произнесли: Электрокар затормозил прямо рядом с ним.

Или так и будешь маячить? — Может, сядешь?

Илья растерялся. Дверь открылась. Или продолжить стоять, привлекая внимание? Что сделать — сесть? Вот уже и первые зеваки стали оборачиваться на них…

Илья чертыхнулся про себя и сел на сиденье, выставив правую ногу на дорогу и держась за дверь.

— предложила Надя, поправляя волосы. — Ногу, может, засунешь?

— Что тебе от меня нужно? — Мы никуда не едем, — как можно более спокойно произнес Илья.

Тебя поупрашивать нужно, что ли? — Я тебе уже сказала. Для человека, совершившего двойное убийство, ты слишком ломаешься.

Он извлек телефон из кармана и увидел одно непрочитанное обновление
Илья почувствовал, как ком подбирается к горлу.

Запись: 7eec7b1c-a130-455d-a76e-ea4064434e51
Предыдущая запись: c64cc26a-6e5e-4788-b8cc-7e4c4103d871
Субьект: Светлана Нарзаева, 12 лет
Уточнение причины смерти: убийство по халатности
Вердикт №1
Обвиняемый: Артём Шилов, 35 лет
Месть: невозможна (обвиняемый мертв)
Вердикт №2
Обвиняемый: Илья Карпов, 31 год
Месть: рекомендуема

— Ты теперь номер один в хит-парадах, — заметила Надя. — Если кому-то нужны премиальные, то за тебя можно получить неплохо. Тем более ты калека, с тобой даже я справлюсь.

— Ложь. — Это вранье, — прошептал Илья.

— Тебе каждый день такие предложения делают? — Я поражаюсь, — надула губы блондинка и вцепилась в руль. Скажи “спасибо” и погнали.

“Я помню её глаза, — почему-то подумал он. Илья апатично уставился в телефон. Я выковал тот маленький протез из её смеха. —Она смеялась. Я не мог ошибиться”.

Или мне выйти, позвать тех ребят? — Алё, — Надя толкнула его в плечо, и Илья взглянул на неё затравленно, — мы едем?

* * *

Утром в пятницу Инга проснулась полная решимости.

— И сегодня я справлюсь”. “Вчера я усыпила двенадцать ни в чем не повинных пушистиков, — сказала она себе.

Она нашла в недрах ванной полузабытый тюбик губной помады. Она вымыла и высушила голову. Она развернула новое черное, без изысков, платье.

Она постаралась не забыть ничего из того, чего Игорь терпеть не мог.

Сидела на кухне, на табурете в коридоре, на полу в комнате. Следующие два часа она провела в ожидании. Телефон мешался в руках, и она положила его в стол. И много-много курила.

То и дело она бросала взгляд на отцовский портрет, и это подбадривало её.

Она прекрасно знала это. Игорь никогда не звонил, никогда не стучал.

Но когда государственный ключ повернулся в замке и щелкнула дверная ручка, её парализовало.

Внутри неё скулил и скребся так и не умерший Дружок. Когда дверь скрипнула, её сердце сжалось от страха. Он просился назад, к любимым хозяевам.

Игорь вошел и остановился на пороге, изучая изменения.

Улыбнулся, натягивая ниточки.

— Скучала? — Ну привет, — ласково сказал он.

Не дожидаясь ответа, он зашел и принялся вышагивать по комнате, смотря по сторонам, как на экскурсии.

— Я всегда говорил, что тебе идет черный. — Хорошо выглядишь, — заметил он.

Инга покраснела и опустила взгляд.

Давно пора. — Я смотрю, ты затеяла ремонт? От этого звука у Инги по рукам пробежали мурашки. — Он провернулся на носке, и полиэтиленовая пленка мерзко прошуршала.

Игорь заметил портрет на стене, подошел и плавно поднял руку, взявшись пальцами за нижний край рамы — так, как он обычно брал её за подбородок.

—И тогда… тогда…” “Сейчас сорвет и бросит, — накручивала себя Инга.

— улыбнулся Игорь… — Я почти забыл, как он выглядит. — Старый знакомый. — В его голосе звучал укор. Почему ты вообще прятала его портрет? Внутренний Дружок поджал уши. Сердце Инги сжалось.

Он шел, будто не замечая, что она сидит на его пути. Игорь сделал круг по комнате и направился к ней. Когда Инге показалось, что он вот-вот на неё наступит, Игорь остановился. Ближе, ближе и ближе. Посмотрел на неё сверху вниз и глаза его блеснули.

— Ты же не думала, что мы расстанемся надолго?

Отвернулась, склонила голову. Инга не смогла выдержать его взгляд. Будто бы была в чем-то виновата.

Билось и кричало. Внутри что-то билось. Только Инга не слышала.

Игорь отошел от неё и повернулся к окну, сунув руки в карманы.

— До меня тут дошли слухи, — многозначительно начал он, — что тебя кто-то развел на предварительный брак.

Молчание. Пауза. Только постукивание его пальцев по стеклу.

— Он резко надавил рукой на стекло и медленно провел вниз — до противного скрипа. — Это было немножко необдуманно, согласись. Вечная твоя манера все усложнять. — Стоило обсудить сначала со мной.

Шаги ускорились, он сделал еще один круг по комнате и снова остановился перед ней. Теперь он был раздражен.

— Видимо, мне придется заняться этой проблемой?

— Нет, — глухо отозвалась Инга.

— Что, прости?

— Она подняла голову и медленно встала. — Нет. Он оставил ей слишком мало место, вставать приходилось, вжимаясь в стенку.

— спросил он безапелляционно. — Я правильно тебя понял — ты прямо сейчас пойдешь и исправишь свою глупость?

— Да, — ответила она.

Инга, как в тумане, подошла к столу и выдвинула ящик. — Хорошая девочка, — сказал он куда-то в сторону и отошел.

И два испуганных глаза смотрели поверх. Когда Игорь снова повернулся к ней, на него уставился вороненый ствол.

Инга ждала его реакции.

Игорь и бровью не повел.

— Я — второй человек в городе. — Ингочка, — ласково улыбнулся он. Никаких записей в блокчейне, никаких следствий, никакой мести. Даже если я вот прямо сейчас исполосую твое прекрасное личико — мне ничего не будет. А если ты хотя бы подумаешь о том, чтобы… Ни-че-го.

Грянул выстрел.

У неё зазвенело в ушах, она чуть не упала, уперевшись спиной в столик. Инга едва удержала пистолет в руках. В глазах его ненависть, насмешка, ярость — но ни капли страха. Открыв предусмотрительно зажмуренные глаза, она увидела, как Игорь извивается на полу, держась за окровавленное бедро.

А тот, покраснев от гнева, тянулся к ней. Инга вжалась в стол и нацелила пистолет на Игоря.

— рявкнул он. — Тебе конец! — Еще движение и — тебе конец.

Тот улыбнулся ей со стены. Инга бросила взгляд на портрет отца.

— Я беременна, — соврала она.

Игорь замер.

А за год отсрочки я найду способ выбраться. — Я прямо сейчас разнесу твое прекрасное личико, — продолжила Инга, — и мне ничего не будет. Я найду.

Страх.

Наконец-то она увидела.

Страх в его насмешливых глазенках.

— Я… тебя… — Он жутко покраснел и снова потянулся к ней, цепляясь за её былую покорность.

“Спасибо тебе, Дружок”, — подумала Инга.

А потом прервала этот круг.

Она видела, как два робота-могильщика — тонкие, как жерди — примчались и влетели в подъезд. Десять минут спустя она сидела на балконе и курила, глядя то на серые облака, то на копошащихся внизу людей. Один из них заехал к ней на балкон, внимательно просканировал и умчался. Слышала, как они заехали через незапертую дверь и принялись кружить по комнате. Второй запаковал тело в пластиковый мешок, подвесил к себе, как на вешалку, и проворно уволок.

Эти следы смоются. Осталась комната, пятна крови на пленке и брызги на стене.

Она затянулась сигаретой и выдохнула струю дыма. Инге очень хотелось почувствовать облегчение. Облегчение так и не пришло. Дым рассеялся, смешался с серым небом.

“Ты же не думала, что мы расстанемся надолго?” — прозвучало эхо в её голове, и она даже не удивилась тому, как сжалось от страха её сердце.

“Похоже, мы вообще не расстанемся”.

Могильщик с мешком как раз заворачивал за угол и чуть не сбил выходящего оттуда человека. Она взглянула вниз. А потом, озираясь, поковылял по дорожке в её сторону. Тот отшатнулся от робота, как от призрака, и вжался в стену дома.

Инга выронила сигарету и уперлась ладонями в перила.

В калеке она узнала Илью.

* * *

Запись: bb7ece22-3f5d-4739-a8dc-8125219f141d
Предыдущая запись: 7eec7b1c-a130-455d-a76e-ea4064434e51
Субьект: Игорь Лесников, 38 лет
Уточнение причины смерти: предумышленное убийство
Вердикт №1
Обвиняемый: Инга Карпова (Шепелёва), 28 лет
Месть: рекомендуема

* * *

Между ними чернел пистолет — лежал, как верный сторожевой пес. Они сидели на полу, рядом, не касаясь друг друга взглядами.

Илью мутило от недосыпа и сигаретного дыма. Инга курила и слушала тяжелое дыхание Ильи. Воздух был наполнен осознанием того, что они все еще незнакомые, чужие друг другу люди.

Илья боролся со сном и старался не закрыть глаза. Инга затушила сигарету об пленку и шумно выдохнула.

Уж лучше говорить. Заснуть сейчас было бы совсем некстати.

— Ты… — он откашлялся, — ты должна знать, что случилось.

Потом вдруг очнулась, почувствовав неловкость, и коротко кивнула. Инга не ответила, уставившись в одну точку в районе своих туфель.

Я видел её один раз. — Та девочка… Света. Она что-то сказала, и девочка рассмеялась. Столкнулся на проходной, когда я шел в цех, а её на коляске вывозила мама. Жизнерадостного, искреннего. Я никогда не слышал такого смеха раньше. Никогда мне еще так легко не работалось. Я пришел к станку, и шеф выдал мне чертеж — маленький протез ноги. Я представлял себе, как она побежит, смеясь, и работал, работал… К концу смены все было готово, оставалось только откалибровать. Я клянусь тебе, это был шедевр. Пришел мой сменщик — Тёма. Только откалибровать. Хотя бы откалибрует как надо. Хоть мы и не ладили, я надеялся, что хоть с этим он справится.

Илья сжал кулаки от бессилия.

Просит аккуратно разобрать на запчасти. — В общем, через месяц в середине дня приходит шеф и отдает мне этот самый протез. Оступилась, упала и стукнулась виском. А Света… Света умерла. Просто сидел и смотрел на него. Я полдня просидел с этим протезом. — Илья помолчал немного, собираясь с духом. За полчаса до конца смены я опомнился и решил проверить калибровку. Надо было разобрать и забыть. — Наверное, лучше было мне этого не делать. В общем, когда пришел Тёма, я… — Илья запнулся.

— медленно закончила за него Инга. — Ударил его этим самым протезом?

— Да, — обессиленно ответил Илья.

— Понятно.

Илья повернулся к ней и дотронулся до её ладони. Она подняла с пола пачку и стала доставать следующую сигарету. Инга едва удержалась, чтобы не одернуть руку.

Что у тебя стряслось? — А ты?

— Извини, — бесцветно ответила Инга, — я сегодня не настроена на исповеди.

— Завтра у нас может не быть.

Бледная тень улыбки.

— Она освободила руку, сунула сигарету в ярко-накрашенные губы и поднесла зажигалку. — Наверное, ты прав. Что-то они не поделили. — Был один человек, который очень обиделся на моего отца. То есть это у меня был роман, а он просто так мстил отцу, через меня. С этим человек у нас был… роман. Потом отец умер, и человек перестал даже притворяться, будто бы любит.

Тесная комнатушка, темная. — Понятно, — сказал Илья и осмотрелся. И душно, как перед большой грозой.

Инга и Илья вздрогнули и посмотрели друг на друга. В тишине прожужжал телефон. Потом Илья хлопнул себя по карману, достал телефон и прочел сообщение.

— без особого интереса спросила Инга. — Что там?

Семейка с тремя убийствами. — Пишут, что мы с тобой номер один в хит-параде. Приличные премиальные.

Инга хмыкнула.

— Вот как… Что еще пишут?

— Что на нашем месте поторопились бы с отсрочкой.

— Надо же, — Инга затянулась сигаретой, ощущая как что-то загорается в груди, — вот чего они хотят… Люди.

Потом набрался смелости и спросил. Илья выключил телефон и посмотрел на неё.

— Скажи… А разве ты сама — не хотела?

— И даже верила — еще несколько дней назад, — что у нас все будет хорошо. — Хотела, — подумав, ответила Инга. И мы втроем выживем, справимся со всем этим. Что у нас и правда будет… будет малыш.

Он сам себе это представлял. Илья кивнул. Что-то яркое, солнечное… Пока все не смыли дождь и кровь.

— А сейчас… сейчас что ты думаешь?

Твердо, злобно — но злилась она не на него, это Илья чувствовал. Инга повернулась к нему и ответила.

А потом считать дни до конца отсрочки. — Тащить в этот мир еще одного человека… Чтобы прикрыться им? И если наш малыш родится, они его тоже не забудут. И они, — кивнула она на телефон, — будут считать. А теперь еще и его отдадим? Мы себя уже отдали на заклание.

Важном не для них. Телефон опять зажужжал, порываясь рассказать о чем-то важном.

— Нет, — покачал головой Илья, — мы этого делать не будем.

Тот обо что-то звонко стукнулся и затих. Он бросил телефон через открытую дверь в коридор — не с размаха, а как бросают камешки, чтобы те отпрыгнули от воды. Инга проводила его взглядом, а потом повернулась к Илье — тот оперся на стену, закрыл глаза и улыбался.

— Правда, выбор у нас тогда невелик, — сказал он сонно, — но хотя бы… хотя бы я смогу немного поспать.

Инга подвинулась ближе к нему, обняла, а он положил голову ей на колени.

— Разбудишь, когда нас придут убивать?

Правой рукой она крепко сжала пистолет и смотрела задумчиво в серое окно. — Спи, — устало сказал Инга и погладила его по волосам.

Она взвела курок. Шаги по лестнице заставили Ингу подобрать колени и вытянуть руку вперед.

— Только попробуйте войти, — прошептала она, — Пусть хоть кто-нибудь попробует войти.

Показать больше

Похожие публикации

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Кнопка «Наверх»